Традиция, традиция… Это знают также и шоферы такси, которые встречают вытекающую из театральных дверей толпу возгласами: "Тополь-тур! Тополь-тур!".
Тополь машет первому же такси, члены израильской обеденной команды распределяются по следующим девяти машинам, которые следуют за первой. Конвой следует в направлении квартала с самыми дорогими ночными ресторанами. Тополь проверяет содержимое своего кошелька на предмет, достаточно ли у него наличности, чтобы заплатить за 40 персон (36 израильтян и 4 англичан, которые на свое счастье прибились к группе). Его явную усталость никто не замечает.
— Ну, конечно, — замечает Биллицер своей сестре. — Успех слишком кружит ему голову. Это уже больше не тот старый, добрый Тополь, которого мы знали в Тель-Авиве. А жаль.
Венгрия
Посещая свою юность
Что чувствует человек, возвращающийся на склоне лет на родину, где он провел свою юность?
Он выглядит, как глупец, который ищет на улице вещь, потерянную тридцать лет назад.
Психологи называют это шизофренией, этаким раздвоением сознания. Что касается меня, например, то одна половина моего раздвоенного сознания с течением лет так или иначе ассимилировалась с народом Израиля, но вторая половина, тем не менее, прячется где-то в прошлом, по ту сторону Татр[21], или Шматр, или Фатр, или каких-то иных татарских имен со дна высохших чернильниц забытых школ, чьи названия доводят до сумасшествия наборщиков и корректоров иврита…
Израиль по своей сути — страна иммигрантов. Вследствие этого там происходят процессы ассимиляции новоприбывших в строго определенных направлениях. И потому иммигранта с первых же дней охватывает сильная тоска по старой родине, в особенности, из-за трудностей с языком. Проходит порой немало лет, прежде, чем свежеиспеченный гражданин начинает думать и писать справа налево, причем последнее — еще и странными иероглифами, установленными тысячелетия назад еврейскими проповедниками, использовавшими их когда-то в Иудее для своей личной секретной переписки.
На этой стадии для иудеизирующегося венгра этаким секс-символом страны будет салями, в отличие от местных зеленых и черных оливок, что каждый день, упорно сопротивляясь, спариваются в его желудке. С течением времени появляются и первые обнадеживающие признаки: иммигрант, который уже не считается совсем новоприбывшим, по ночам мечтает, как он блаженно ведет с Бен-Гурионом занятную беседу — само собой, на безупречном венгерском, — причем выясняется, что Бен-Гурион, собственно, является его дедушкой и членом киббуца около города Кискунфелехигаза. В этой фазе путаница впервые останавливает иммигранта вместе с салями и оливками, и ему доставляет неописуемое удовлетворение, что он постепенно забывает венгерские слова, а в его мечтах "Csеrdašfuerstin"[22] поет на иврите, причем с ужасным венгерским акцентом…
Что касается автора этих строк, то он, по крайней мере, достиг состояния полного единения с регионом и написал почти сорок книг на библейском языке, и судьба распорядилась, чтобы я нанес короткий визит вежливости в мою мадьярскую страну происхождения, причем в сопровождении всей своей небольшой семьи, состоящей из одной жены — палестинки — и двух наполовину арабских детей.
В порядке подготовки путешествия я воссоздал из завалов памяти список друзей моих прежних лет, а моя семья, со своей стороны, зубрила ничего не значащую, милую, вежливую фразу "lgiszives krlekalsan", что у цивилизованных народов означает "пожалуйста". Таким образом, мы были полностью мобилизованы.
Едва мы пересекли за Веной венгерскую границу, как с нами произошел незабываемый случай: пока я менял свои дойч-марки на форинты по официальному курсу 11,6, кассирша спросила меня, впервые ли я посещаю их страну. И когда я доверительно сообщил ей — разумеется на ее и моем родном языке, — что я уже 31 год не имел возможности посетить Венгрию, эта нееврейская красотка[23] сказала мне такое, чего мне с юных лет не приходилось слышать:
— У вас, — сказала эта симпатичная кассирша, — превосходное произношение!
Так что ничего удивительного, что в Будапешт я прибыл в самом лучшем расположении духа. Но когда мы вышли в город, в котором прошла первая половина моей жизни и который я уже вообще не помнил, моя восточная семья и я с ней испытали первый шок: мы обнаружили, что венгерская столица до такой степени забита частными автомобилями, что на ее улицах постоянно царят пробки. Очень скоро выяснилось, что каждый третий венгр владеет легковой машиной и каждый второй венгр стоит в очереди еще на три. По правде сказать, мы были несколько обижены: это не соответствовало правилам игры. На Западе каждый ребенок знает, что в странах народной демократии царит жуткая бедность. Это же, по крайней мере, должно соответственно выглядеть!