— И это коммунисты? — пренебрежительно спрашивала самая лучшая из всех жен. — Это же нувориши[24]!
Да и великолепный отель "Хилтон" был воздвигнут посреди прекрасного старинного квартала Будапешта. Когда мы вылезли из такси у подъезда этого суперамериканского отеля, к нам подрулил какой-то небритый тип и утробно спросил, не хотели бы мы продать какую-нибудь иностранную валюту, по ценам черного рынка, разумеется.
— Знаете что, милостивый государь, — храбро ответил я ему, — я боюсь.
Водитель такси внес ясность:
— То, что этот человек делает — сущее безумие, — сказал водитель. — Ведь если здесь кого поймают с нелегально заработанной валютой, то посадят за решетку на пять лет…
— Закон есть закон, — подтвердил я и спросил: — Сколько мы вам должны за поездку?
— Шестьдесят форинтов, — ответил водитель такси. — Но если вы заплатите валютой, я пересчитаю вам цену по фантастическому курсу 21 форинт за марку…
Я отверг его опасное предложение, равно как и дородного носильщика из отеля, который, волоча мой чемодан, бросал на меня в лифте пылкие взгляды:
— Уважаемый, не могли бы вы мне — по рассеянности, конечно — дать чаевые в валюте?..
Спустя какие-то два дня мне стала совершенно ясной эта новая социалистическая реальность.
Мой любимый молодой племянник Лазик сделал мне обстоятельный доклад, после которого мы прямо в фойе отеля бросились друг другу на шею. Наша встреча была трогательной, поскольку мы, мой любимый племянник и я, не виделись целых 45 лет, которые трудно было вынести. И сейчас мы разревелись, как дети.
Поначалу я было подумал, что Лазик опоздал, поскольку я почти четверть часа бегал взад и вперед по пустому холлу отеля, не находя его. Наконец, я уставился на одного пожилого господина, который носился по этажу, и спросил его, не видел ли он тут одного юного джентльмена. И тут только мы установили, что это и есть старый господин Лазик собственной персоной.
"Б-же, как он постарел!" — услышал я свой внутренний голос. — Это же ужасно! Но почему, черт побери, он меня не узнал, ну, почему?"
— Я думал, что ты больше и светлее, — бормотал Лазик, — но сейчас вижу, что только уши твои совсем не изменились…
Довольно скоро мой юный племянник сдружился со всей моей семьей и, кроме того, частенько беседовал до позднего вечера с моими детьми, показывая им забавные фокусы: мы клали ему в руку монеты в несколько дойч-марок, и они тут же с молниеносной быстротой исчезали в его проворных пальцах, как будто ему ничего и не давали. Наше удивление возросло еще больше, когда мы узнали, что большинство моих дальних родственников и близких друзей в последнее время тоже специализируются на подобных колдовских хобби… Причины этого явления были политическими: в Венгрии царила, что называется, очень народная демократия, однако, с гораздо большим чувством юмора и с большей свободой, чем следовало ожидать.
К великому разочарованию граждан свободного мира, средний венгр вообще не был несчастным созданием, достойным сожаления. Может быть, это объяснялось тем, что ныне каждый из них мог запросто обратиться в венгерское правительство на предмет того, что хотел бы посетить Париж или Новую Зеландию, и — о чудо! — он получал без проблем разрешение на двухмесячную поездку за границу. Я вас спрашиваю: это и есть железный занавес? Товарищ Сталин, узнай он о такой распущенности, перевернулся бы в своей могиле — разумеется, не в Кремлевской стене.
В Венгрии были ограничения на поездки совсем иного рода, чему вы, уважаемый/ая читатель/ница будете удивлены. Проблема называлась: валюта! Ибо министерство финансов в Будапеште разрешало вывозить стремящимся на Запад гражданам лишь несколько сотен долларов, да и то раз в три года. Короткое, трехдневное путешествие за рубеж разрешалось ежегодно совершать лишь с пригоршней долларов, а трехчасовое пребывание по ту сторону границы было, соответственно, возможно ежемесячно. А тот, кто хотел пересечь государственную границу совсем ненадолго, скажем, пробежаться трусцой до австрийской таможни и вернуться, тот мог делать это почти каждую неделю. Главная проблема была в валюте, да, именно в валюте.
Когда товарищи Маркс и Ленин в свое время закладывали фундамент равноправного общества, в котором каждый работает по своим возможностям и зарабатывает соответственно давлению, оказанному его профсоюзом, они забыли описать идеологическую мотивацию, которая следует за диалектической эволюцией, а именно, великую тягу пролетариата к валюте. Это явление стало мне известным уже на третий день нашего столь приятного пребывания в Будапеште. Мы совершенно точно знали, что всякий раз, когда мы после божественного ужина в ресторане достанем кошелек и хорошо контролируемым движением бросим на стол хрустящую купюру в сто марок, местные гости замрут на своих стульях, мужчин охватит одышка с присвистом, женщины откроют свои пудреницы и начнут лихорадочно прихорашиваться, пока официант не выронит из рук поднос и оглушительным грохотом не вернет всех в реальный мир…