В этот момент мне вручили телеграмму-молнию от моего израильского земляка со следующим содержанием: "Готов немедленно встретиться отеле тчк буду через десять минут".
Молчаливый, осуждающий взгляд управляющего отелем заставил меня остаться верным ему.
Редакция одной из ведущих ежедневных газет попросила меня об интервью, а какой-то фотокорреспондент о серии снимков: оба господина могли бы меня провести по какому-либо из интересных мест Гамбурга, лучше всего по Санкт-Паули, и было даже описано и обрисовано, что мне там предстоит увидеть. Придет также и шеф-редактор. И издатель литературного приложения со всем своим штабом. Случайно прямо там же оказался и хозяин типографии вместе со своим приемным сыном.
Ситуация становилась все более и более угрожающей. Я не знал, на ком же мне остановиться. У входа в отель уже собралась приличная толпа жертвенных сопровождающих.
Я вышел к ним:
— А что, если вы пойдете в Санкт-Паули без меня? — спросил я.
— Невозможно, — ответил спикер делегации. — Мы добропорядочные граждане и не имеем ни малейшего интереса к тому, что происходит в этом Санкт-Паули. Нам просто не хотелось бы, чтобы такой видный гость, как вы, получил неправильное представление о нашем городе.
Из лимузина, что притормозил у самого отеля, мне помахал мой неизвестный израильский друг и знаками дал понять, что нам срочно пора ехать. Не помогало ничего — я должен был сделать выбор, иначе пол-Гамбурга было бы парализовано.
— Ну, хорошо, — сказал я. — В четверг.
Толпа разразилась радостными криками, и мое решение, как на парусах, разнеслось по городу. Телеграф отстучал, шифрованные сообщения были высланы и Северо-германское телевидение в вечерних новостях огласило ряд ограничений на движение транспорта в предстоящий четверг.
Конвой, который отправился в путь в оговоренное время, состоял примерно из дюжины частных автомашин и нескольких автобусов с мужественными гражданами, решившими отдать себя в мое распоряжение. Некоторые из них признались, что видят Санкт-Паули впервые и не имеют никакого представления, что там следует делать. Я вел их по темным улицам, не обращая внимания на рассыпавшихся цепью проституток и сутенеров, которые, однако, не растерзали меня, как обычно, в первой же подворотне, поскольку я был так надежно защищен. Управляющий отелем, напротив, хватал руками каждую встречную женскую фигуру и прятал слезы радости на глазах. Постепенно все мои сопровождающие разбрелись, каждый по своим наклонностям.
Когда мы снова встретились у нашей автоколонны, оказалось, что мы потеряли некоторых участников, среди которых оказался один музыкальный критик и его кузен, которые встретили в стриптиз-баре для трансвеститов очень теплый прием.
Сам я впоследствии был принят по контракту в одно туристическое агентство, где выполнял работу под кодовым названием "Ночь в Санкт-Паули" в качестве иностранного сопровождающего для местных жителей.
Нет, на выставку я не пойду!
Франкфуртская книжная выставка с течением лет превратилась в выдающееся событие всего культурного мира.
Она позволяет многим тысячам издательств, типографий, агенств и прочих организаций из области культуры, налаживать друг с другом деловые контакты, добавляет авторитет городу Франкфурту и создает целый ряд хозяйственных преимуществ, способствуя увеличению оборота отелей и сферы обслуживания.
Неудобства она создает только для писателей. По меньшей мере такое впечатление неизбежно возникало у меня всякий раз после прогулки по до отказа набитому книгами выставочному залу. Книги, повсюду книги, книги, куда ни кинешь взгляд, книги, куда ни ступи. Чтобы выбраться из этого лабиринта, одаренным молодым писателям требуется примерно два дня, писателем со стажем — от трех до четырех, а авторам, кому за 60, это вообще не по силам. Они срываются вниз при попытке вскарабкаться на книжные горы, не погибая только благодаря службе спасения, созданной специально для таких случаев.
Хотя фантазия относится к фундаментальным предпосылкам литературного творчества, вплоть до самой выставки она не поднимается ни у одного автора до осознания того, что, кроме его собственных, существует еще много других книг. Сначала это его озадачивает, потом удручает, и если он после многочасовой прогулки по этому супермаркету культуры все еще находится у стоек американских издательств, то принимает решение прекратить писать. От этого рокового шага его удерживает только чувство высокой нравственной ответственности перед окружающим миром. Поскольку он годами пребывает в убеждении, что ему вменено в обязанность выполнять особую миссию и своим творческим трудом нести святую службу перед человечеством, для которой подходят лишь немногие избранные. А на книжной выставке он вдруг узнает, что число таких избранников превышает, по меньшей мере, сотню тысяч.