Примерно минуту царила тишина, прерываемая только ритмичным шорохом протирания. Затем я собрался:
— Месье, — сказал я. — Что это вы делаете?
— Вы же сами видите, — прозвучал ответ. — И не таращитесь так тупо.
— Может быть, вы будете протирать свои очки вашей собственной рубашкой?
— Моя рубашка заправлена в брюки. Вы же это видите.
Он поднял стекла на свет, чтобы убедиться, что они протерты основательно. Очевидно, это было не так. Но когда я заметил, что он собирается продолжать свою протирочную деятельность, я потянул рубашку на себя; однако, тут меня ожидало нечто весьма милое:
— Ну, что такое? — проворчал он. — Дайте же мне, любезнейший, протереть очки!
— Только не моей рубашкой!
— Но почему же?
— Ну, скажем, потому, что мы не знакомы.
— Боско, — с легким наклоном головы представился мой сосед. — И прекратите уже таращиться.
Такое развитие событий шло мне против шерсти. Теперь, когда мы уже лично познакомились, мне стало гораздо сложней отказывать ему в рубашке.
— Да, но… — пролепетал я. — Это же совершенно новая, чистая рубашка.
Надо заметить, что я привел не особо убийственный аргумент, но ничего другого просто не пришло на ум. И что с соседних столиков на меня воззрились недоброжелательные взгляды, тоже не облегчало моей позиции.
Боско, сразу же почувствовавший свое тактическое преимущество, снова ухватил край моей рубашки, готовый к действию:
— Если бы это не была чистая рубашка, я бы не использовал ее для протирки своих очков. У меня ведь очень дорогие и очень чувствительные линзы. А ну-ка.
— Вы хотя бы не рвите так, — предостерег я слабеющим голосом, пока он продолжал протирать.
— А кто рвет? — сердито спросил Боско и достал из нагрудного кармана своей спортивной рубашки другие очки с темно-зелеными стеклами.
— Нет! — энергично запротестовал я. — Пожалуйста, больше не надо очков.
— Вы меня утомляете, — парировал Боско. — Успокойтесь уже, наконец.
Сейчас ситуация представлялась мне просто глупой. В конце концов, я турист, иностранец, увеличивающий число иностранных туристов, проще говоря, гость этой страны. Я едва знал Боско, и уж в любом случае, недостаточно хорошо, чтобы предоставить ему свою рубашку на чистку всего запаса очков.
Но общественное мнение явно стояло на его стороне, в этом выражение лиц сидящих вокруг не оставляло сомнений.
"Вы ябеда и слабак, — говорили их взгляды. — Вы незваный гость. Вы эгоист. Вы заносчивый задавала. Вы ведете себя так, будто ваша рубашка — самая дорогая вещь на земле. Радуйтесь, что она хоть на что-то годится. Вы вообще не понимаете, что такое единство, у вас никакого чувства коллективной ответственности, никакого чувства коллективизма. Вы недостойны того, чтобы сидеть тут, вы ходячее никто в убогом тряпье"…
Поскольку тучи сгущались, я собрался с силами:
— Хватит! Я больше этого не желаю!
— А почему, собственно?
— Я не собираюсь давать вам отчет! Я что, обязан каждому давать свою рубашку для протирания очков?
— Каждому?! Почему каждому?! — посыпались на меня возгласы со всех сторон. — Кто, кроме Боско, протирает очки? Кто еще покушается на вашу идиотскую рубашку? Почему вы говорите "каждому", когда только Боско…
Остальное я не слышал. Я был уже у дверей. Однако там я остановился и с вызывающей медлительностью заправил свою рубашку в брюки.
Vive L'Empereur[89]
Среднестатистический француз терпеть не может иностранцев, поскольку он чувствует, что ими будет продана и предана вся вселенная, включая солнце и луну. Он любит Францию и сиамских кошек, чтит генерала Де Голля и всю его долгую жизнь на земле, ненавидит правительство, войну, дождь, иностранных туристов, французов и себя самого.
На мой личный, не совсем научно обоснованный взгляд, этот душевный настрой происходит от слишком крутых подъемов в метро; это также могло послужить причиной того, что предпоследний Тур-де-Франс[90] выиграл бельгиец.
Между прочим, истинные мастера держать дистанцию — не англичане, как общепринято, а французы. Они даже ликвидировали таблички с именами живущих на входных дверях, чтобы гарантированно оставаться неуловимыми.
Все же Жан-Пьер делал великодушные жесты не из простого каприза.
Израильтяне, с тех пор, как они в Суэцкой кампании[91] плечом к плечу с французами воевали против американцев, рассматривают Францию как союзника, и этот союз приносит иногда неожиданные плоды.
Я, например, однажды получил частное приглашение от одного француза. Частное. От француза. В его дом. В самую его обитель.