Выбрать главу
Умен был тот, кто, выпив, дрых: Во избежанье драк В колодки сразу семерых Забили забияк. И Джон, заплечных мастер дел, Каравший бедолаг, С улыбкой радостной вертел Толстеннейший рычаг Колодок. А Пиблз гудит, поет!..
Вот Вилли, мельник молодой. Какой у парня бас! «Волынщик — жарь, волынщик — дуй! Пора пускаться в пляс! Потешь задорною дудой На славу нынче нас!» И Вилли черной бородой Внушительно потряс: «А ну!» А Пиблз гудит, поет!
И все отправились гуртом На загородный луг: Сперва спляши — и спой потом, Коль на ухо не туг! О, сколь забав, и сколь утех У горожан с утра! Не гаснет гам, не молкнет смех — Но, право, знать пора И честь… А Пиблз гудит, поет!
Вовсю клокочет кутерьма — И всем она мила! Глянь: Тибби к мельнику сама Игриво подошла: «Стоймя сплясали — что ж, теперь И лежа спляшем — во! Мой дом — вон там; открыта дверь, А дома — никого, Ей-ей!» Что ж, Пиблз гудит, поет!
Волынщик молвит: «Задарма Играю — срам и грех! Прямой убыток! Тьфу! Чума На вас, пройдох, на всех! Гоните пенса полтора — Иль прохудится мех: В нем обнаружится дыра Величиной с орех — Клянусь!» А Пиблз гудит, поет!
Но вот веселье улеглось, Утихли шум и гам… Негоже парню с девкой врозь Пускаться по домам! Алисе прошептал Уот, Бесхитростен и прям: «Пойдем — всю ночку напролет Очей сомкнуть не дам, Голубка!» Уже стихает Пиблз.
Шипит Алиса: «Прочь пошел! Нет: харя, точно блин, — А похотлив-то, как козел, Спесив, что твой павлин! Ты гол, мерзавец, как сокол! Скотина, сукин сын! Да ты…» И загремел глагол, Обидный для мужчин — Фу! Но умолкает Пиблз.
Давно истлел уже закат, Уже сгустилась ночь — И всяк угомониться рад, И всяк уснуть непрочь. Но будет нам гулять не лень, Когда минует год — И с шумом, в первый майский день, Стечется в Пиблз народ.

Аллан Рамзей (Рэмси)

(1686–1758)

Элегия на кончину Джона Купера, церковного старосты. Anno 1714

Гудит молва, несется слух: Джон испустил зловонный дух! Он кукарекал, как петух, — И вот-те на: Ему, грозе окрестных шлюх {*} , Пришла хана!
По-своему он был хорош — Да въедлив, точно клоп иль вошь: Он за распутство иль дебош Взимал сполна: Вынь да положь последний грош, Не то — хана!
Как волк нещаден, туп как вол, На шлюх сей муж охоту вел! И помирал отнюдь не гол: Его мошна Вмещала не один обол! И вот — хана…
И неказист, и невелик Был приснопамятный старик — Но, видя сей суровый лик, Сам сатана, Я мыслю, обмер бы и сник, Решив: «Хана…»
Куда убрался? В рай, иль в ад? Но, право, не придет назад. И родственник, поживе рад, Готов хватать Наследство — долгожданный клад, — Как подлый тать!
Фи, Смерть! Зачем тобой ведом Бедняга Джон в дубовый дом? Гасил он — с тягостным трудом! — Раздор и свару, Смирял разгул, сметал содом, Пророчил кару!
Безжалостно врывался Джон Во всяк бордель, во всяк притон — И грешных перечень имен В башке хранил. Презренных шлюх повинный стон Был Джону мил!
Порою шпагу иль кинжал Хмельной распутник обнажал — Но Джон в узде врага держал, Немилосерд! — О, перед старостой дрожал И смерд, и лэрд!
А протрезвеет сукин кот — И к Джону каяться идет: Мол, я обидел вас — и вот, Воздам стократ… И взятку старосте кладет, Кляня разврат.
Но девок — весь дневной улов! — Джон отсылал без долгих слов Под сумрачный тюремный кров: Мол, посиди! Стоял всеместно вой и рев: Мол, пощади!
А нынче в городе у нас — Гульба, попойка, перепляс: Во всякий день, во всякий час Мы пьем до дна! Джон Купер гигнулся, угас, Ему — хана!
О Смерть! Ужель твоя коса Взнесла мерзавца в Небеса — Двуногого цепного пса, Царя пройдох?.. Но верю, верю в чудеса: Джон Купер сдох!
Постскриптум
Во страхе закрываю рот: Из-под земли покойник ход Наружу вырыл, точно крот! Везде гласят: Видал покойника народ Раз пятьдесят!
Неугомонный царь пролаз Гнусит, червив и черномаз: «Простите, ибо грешен аз…» О, как наружу Прополз мертвец? Увидишь — враз Напустишь лужу!
Но мир усопшему, не меч! Чтоб не было подобных встреч, Священник да услышит речь Бедняги Джона {*} И молвит: «Сын мой! Время лечь В земное лоно!»

Вильям Крич

(1745–1815)

Некоему господину, сетовавшему на то, что потерял старые карманные часы

К чему же огорченный вид? Зачем же раздражаться тут? Не сетуй: время прочь летит — Часы, как должно, прочь бегут.

Отменно тощему и телесно слабому автору, сочинившему архипустейший трактат

Где же, где он, источник моих вдохновений? — И талант удивляется часто, и гений. Ты же в собственном облике черпаешь мощь: Твой никчемный трактат и бессилен, и тощ.

Залог блаженства

Пройди, пересеки весь круг земной Вослед за ветром вольным, иль волной — О! Все под солнцем здешним суета! В конце пути — могильная плита.
Гляди: алтынник деньги бережет, И родиной торгует патриот; И всяк чиновник истовый готов Пасть жертвой государственных трудов!
В прекраснейшем фиале — страшный яд: Иной влюбленный удавиться рад! Иных манит научная стезя — Да ничего на ней познать нельзя.
О, где оно, блаженство, смертный, где? Наш мир земной с блаженством во вражде! Ты в Небеса лазурные гляди — Блаженство — там, блаженство — впереди!
Твой ум и дух от бедствий и тревог Лишь Бог избавит. Помни: только Бог!

Роберт Фергюссон

(1750–1774)

Добротное сукно