Кузеванов медленно засунул за ремень ТТ, вытащил нож. То же самое сделали и остальные его бойцы. Он наклонился над пулеметчиком, лежавшим справа, одной рукой плотно зажал рот, другой мгновенно дважды ударил в грудь и еще раз под ключицу сверху вниз. Бил с силой, с какой-то развинченной злостью, которую надо было истратить сразу всю.
Через мгновение все было кончено.
— Вот и все. Выражаю всем благодарность. — Лейтенант Кузеванов посмотрел на бойцов, их бледные лица с горящими глазами и почувствовал, что его тошнит и вот-вот может вывернуть. На убитых он старался не смотреть. — У кого близко фляжка?
Он проглотил пресный ком тошноты вместе с холодным, как днепровская вода, спиртом. Прошептал, сплевывая горькую слюну:
— Пять минут отдыха.
— Наше счастье, лейтенант, фрицы, видать, тоже несколько ночей не спали, — вытирая подолом мокрой гимнастерки трофейный нож гитлерюгенда, шепнул бронебойщик Овсянников.
— Да, раньше нас спешили берег занять. — И пулеметчик Москвин кивнул на сапоги немцев, видать, дня три назад вычищенные до блеска. На раструбах широких голенищ виднелись остатки гуталина. Снизу же были заляпаны грязью и раскисли от долгой ходьбы по мокрой траве и болотине.
— А видать, недавно сюда перебрались, — хехекнул пулеметчик. — Вот и улеглись на часок-другой. Дурни.
— На наше счастье. А если бы не спали…
Один из группы, бывший штрафник, не раз ходивший за «языком», покусывая травинку, сказал:
— Нервно ты воюешь, командир. Бьешь, как телка обухом. Это ж человек. Тут надо аккуратно. Сонному и ребра можно пощупать. Сунул под третье ребро — и не охнет…
Кузеванов посмотрел на разведчика и отвернулся. Не хотелось обсуждать тему, от которой все еще мутило. Видимо, разведчик заметил его состояние и, на свой манер, развлекался, чтобы тоже немного собрать в кулак нервы.
В это время туман перед раструбом немецкого пулемета на мгновение разошелся, и они снова отчетливо увидели в узком разрыве полоску дымящейся воды, проплывающие торцы спаренных бревен, мокрые плечи и каски бойцов, оружие и ящики на мостках.
— Москвин, Фаткуллин, вы остаетесь здесь, на острове. Задача: поддержать нас огнем, если немцы обнаружат переправу. Бейте по пулеметам. Мы вам оставляем лодку. Перетащите сюда. Когда начнется стрельба, будет не до нее.
— А что потом? Ну, когда вы там высадитесь? Что нам делать?
— Оставайтесь здесь. Ротный приказал. А там видно будет. Трофей оставляем тоже вам. Перенесите его туда, на ту сторону. Патронов достаточно. Вон сколько понатащили. Харчи, я думаю, у вас тут тоже найдутся. — И лейтенант Кузеванов кивнул на немцев. — Прикопайте их где-нибудь. Днем станет жарко, запахнут.
Нелюбин загребал одной рукой, другой держась за скобу, прочно сидевшую в бревне. Хороший ему достался плот, удобное бревно. И скобу вбили удачно — на внутренней стороне, так что за нее можно было держаться и грести бесшумно, при этом особенно не высовываясь наружу. Сапоги он, как и большинство бойцов, кому уже приходилось форсировать большие реки, снял. Прикрученные проволокой к гранатному ящику, они маячили перед глазами, всякий раз напоминая Кондратию Герасимовичу, что они рядом, он только временно разут, а там, поближе к берегу, можно будет и обуться. Время от времени он вытягивал голову и, сдвинув набок каску, прислушивался. Но слышал только тихие всхлипы воды, бьющейся о бока бревен, да гул собственной крови в висках. Что там, на острове, он не знал. Но тишина, которая напряженной кровью отдавалась в висках, его обнадеживала. Может, никого там не оказалось, на том острове. Хотя он, Нелюбин, обороняйся его рота, обязательно бы выслал вперед охранение с пулеметом. Полковник Колчин сказал, что, возможно, они заняли еще не весь берег. Может, и так. Но посты с пулеметами и патрули наверняка уже расставлены везде. А что нужно, чтобы перебить их, плывущих сейчас к неведомому берегу без всякого прикрытия и мало-мальской защиты? Да один пулемет и нужен. Один пулемет, да при хороших пулеметчиках… Ох ты ж, ектыть! Нелюбин едва не выругался вслух. В какое-то мгновение он стал замечать, что туман над головой, над продвигающимися вперед плотами, над покрытыми матовой росой касками его Седьмой стрелковой роты стал светлеть. Это могло означать только одно: там, позади, с родного берега вставало солнце, а значит, спасительный туман, надежней любой маскировки скрывавший их продвижение к вражескому берегу, вот-вот начнет рассеиваться. Солнце — первый враг тумана. И правда, спустя несколько минут впереди стало развиднять, и оттуда высоченной горбатой громадой неожиданно выступил берег. Он услышал, как зашептались солдаты, тоже пораженные видением, вздымавшейся над простором реки гигантской, почти отвесной стеной.