— Полицейская процедура и прочее?
— И тому подобное. Больше полицейская психология.
— Ну, это вам будет нетрудно.
— Вы думаете, найдется охотник?
— Есть один на примете.
Она поставила торчком левую босоножку и рассматривала ее, не разнимая скрещенных рук.
— Завтра вечером он вряд ли сможет?
— Ваши любимые блюда?
— Вообще-то я люблю готовить сама. — Она подняла глаза. — Когда работа не мешает.
— Сухое белое? Примерно к восьми?
Она кивнула и закусила губу, слегка усмехаясь, чуть-чуть сомневаясь.
— Ох, сколько телепатии ушло.
— Я хотел было. Но…
— Замечено. И одобрено.
Она еще поглядела ему в глаза, потом помахала рукой и пошла к крыльцу: темные волосы, легкий шаг, белое платье. Когда ключ был уже в замке, она обернулась, снова вскинула руку и исчезла за дверью.
На следующее утро инспектор безуспешно попытался добиться неофициального позволения обшарить пруд близ Тетбери-Холла. Потом он с тем же успехом попросил освободить его от дальнейшего расследования и предложил молчком прикрыть дело. Его обстоятельная новая теория по поводу загадочного происшествия тоже успеха не имела. Ему велели не терять времени на скороспелую психологию, а лучше поискать веских улик и сурово напомнили, что летний сезон на исходе, скоро палата общин снова соберется в Вестминстере, и не ровен час кто-нибудь полюбопытствует, куда же все-таки исчез их коллега и что на сей счет думает полиция. Инспектор не мог знать, что история спешит ему на выручку: его просьбу и предложение уважили, когда разразилась августовская эпидемия взрывчатых писем.
Однако же к концу того дня, первого из многих, когда яства были съедены, совиньон выпит и босоногая хозяйка после долгих поцелуев согласилась наконец расстаться с платьем — другим, но тоже очень длинным и очень милым, ее единственной защитой от посягательств, принятых более чем охотно, — тогда инспектор отнюдь не был настроен винить Джона Маркуса Филдинга в чем бы то ни было.
Нежная тайнопись пола несет свой ритм, ни сбить, ни нарушить который не может никакая загадка, земная или небесная; она может лишь подсказать его — и исчезнуть.