Выбрать главу

Потом последовала небольшая пауза, и послышался легкий скрежет иглы по стеклу. Раздался резкий хлопок пистолетного выстрела. Все поняли, что на свете стало одним чудесным человеком и моряком меньше. Слава павшим героям! И потом раздалась музыка, и полилась старинная песня:

Врагу не сдается наш гордый “Варяг“, Пощады никто не желает.

Я посмотрел на себя в зеркало, поправил фуражку и вышел в коридор. Двери некоторых кают были открыты, и оттуда доносились звуки: кто-то молился, кто-то громко во весь голос пел про “Варяга“, а кто-то тихо, самозабвенно, как молитву, пел эту же песню, душой и телом “соединяясь“ с павшими героями Цусимского сражения, с матросами “Варяга“ и “Корейца“, с еще живыми, но погибающими моряками нашего славного “Решительного“.

– А “Варяг‘’ стрелял по врагу до последней минуты. – Подумал я.– а что, собственно, мне мешает это сделать сейчас?

Я бросился к эскалатору и через полминуты был уже на верхней палубе. Попутно включил рубильник автономного аварийного электропитания. Палуба засветилась дежурным освещением. Автоматические пушки загрузили в себя новый боекомплект снарядов. Нас на большой скорости догонял вражеский корабль.

– Думаешь, догонишь? Хлопотно это тебе будет, однако. – Со злостью подумал я и прошел на корму к зенитной четырехпушечной автоматической установке. Наш корабль заметно набрался воды, просел, сбросил скорость. Корма почему-то просела значительно сильнее носа, но стрелять это не мешало. Я уселся поудобнее, ухватился за джойстики корректировки наводки прицеливания и прильнул к окуляру прицела. Практически сразу наткнулся взглядом на взгляд врага – капитана судна, догоняющего нас и хотящего взять нас на абордаж, смотрящего на меня в бинокль.

– Фигу тебе. Привет от нашего капитана.– Прошептал я и нажал на кнопку. Море огня изрыгнулось из пасти умирающего дракона. Капитанский мостик, все палубные строения вражеского корабля превратились в огненный ад – уж больно близко они подошли. Моя очередь из зенитки была последней агонией нашего корабля, так как почти сразу нос стал резко задираться вверх. Фал, державший спасательный катер, не выдержал и лопнул. На палубу посыпались спасательные жилеты и “НЗ“. Не знаю, каким образом, но меня хлестнуло одним из концов непонятно откуда взявшегося линя, вокруг которого был обмотан спасательный жилет. Вскрикнув от неожиданной боли, я прижал руки к лицу, тем самым, непроизвольно, прижав к телу и этот конец линя и жилет. Меня рвануло вверх и в сторону и выкинуло за борт, сильно ударив об фальшборт. Примерно в это же время вражеский корабль, потерявший управление, протаранил, подобно консервному ножу, верхнюю палубу “Решительного“, погружаясь в него метров на десять. Пауза. Примерно, как в знаменитой комедии, когда все узнали о приезде настоящего ревизора. Только здесь была чисто трагедия. Трагедия по нескольким сотням людей. Раздался сильный металлический скрежет, и оба корабля рухнули в пучину. Напоследок блеснули винты. Огромная воронка засосала все вокруг. Океан облизнулся, тихо вздохнув, и успокоился. Жертва принята. Было здесь что-то или нет? Если бы не армада боевых кораблей, то и не поймешь. Тем не менее, буквально через несколько минут на этом самом месте стоял другой боевой корабль, который носил немного непривычное для боевых кораблей имя – “Серебряный“. Огромная воронка утащила вниз несколько выпавших с кораблей матросов, но сейчас внизу только ласково и нежно плескались небольшие волны. Капитан “Серебряного“ также гнался за “Решительным“, но чуть-чуть опаздывал – уворачивался от торпеды, поэтому честь протаранить тонущий вражеский корабль, был вынужден предоставить своему другу. Ныне покойному. К сожалению, ловить здесь уже нечего, в прямом и переносном смыслах. Нехай с ним, с этим железом. Рудокопы еще добудут. Но сотни людей, сотни отцов, мужей, братьев, тысячи и тысячи не рожденных детей и внуков. Это страшно. И, что еще хуже – безвозвратно. Рука капитана непроизвольно поднялась к голове в воинском приветствии. Офицеры, глядя на своего капитана, последовали его примеру. Матросы, по старому обычаю, сняли головные уборы. Никто не объявлял минуты молчания по погибшим. Все получилось само собой.