– Человека, способного изменить мир, изменить соотношение сил в мире.
– Должен вас огорчить, но, сколько себя помню, никогда претензий таких к миру не предъявлял и на подобное не покушался. Так что мой ответ – нет.
– Расскажи, что видел, когда шел сюда.
– А поточнее? – Вслух спросил я, а мысленно – или в коридоре я должен был, что увидеть или содержание обмороков?
– Что ты видел в видениях? Скалы меня не интересуют. Я без тебя знаю там каждую трещинку.
– Ах, это. Здесь тоже пролет. Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Я увидел, как ее лицо изменилось. Я потерял интерес в ее глазах и понял, что сейчас начнется третье действие спектакля, и оно же последнее. И играть мне там главную роль – роль невинного мученика, безвести пропавшего на пляже славного санатория. А я даже завещание не написал. А я так хотел оставить в дар моим сотрудникам и коллегам по работе мою старенькую армейскую рубашку. Директор мог бы ее повесить на вешалку, а вешалку на гвоздик у своего кабинета. А внизу бирочка: “Эта рубашка принадлежала…“, но опять мои мысли прервали и не дали пустить скупую мужскую слезу по этому поводу: все-таки хороший был человек. Прервали мои мысли грубо. Я бы сказал по-хамски. Не люблю я этого.
– Увы, но что сделаешь. Единственное, кажется мне, что я видел этих двух молодых людей в гареме у султана. Но там они были евнухами, причем голубыми. ( хотя, как евнух может быть голубым, я не знаю).
Как вспыхнули глазки у них! Нет, я не ошибся. Я провоцировал их в надежде на быструю смерть, но здесь сработал инстинкт самосохранения, помноженный на когда-то усиленные тренировки: мышечная память, опережая мозг, слегка меня развернула, пропуская мимо летящую булаву. Полшага вперед и мои руки уже на подбородке и затылке “павлина“. Рывок и тело начало оседать у меня в руках. Хлопчики в шоке, а это мои спасительные секунды. Из ослабевшей руки покойника выхватываю булаву и наотмашь бью по голове одного из них. Шмяк. Реагировать на кровавое месиво его бывшего лица нет времени. Кровь и смерть брата вывели из шока оставшегося. Наверное, у него и нервы крепкие, как и его тело. Времени на замах нет – тычок в предплечье в надежде повредить мышцы. Попал. Вижу, как от боли морщится лицо, и на одежде проступает кровь. Алягер ком алягер – на войне, как на войне. А там все способы хороши. Главное – убей его, чтобы он не убил тебя. Тем более, у меня из головы никак не выходили глаза-блюдца, что моргали за троном. Нет, не зря я их дразнил. Медведь здоровый, орет от ярости и гнева. Но в бою это недопустимо. В бою должна быть спокойная трезвая голова, отрешенная от всего, даже от жизни. Именно от жизни. Если будешь бороться за жизнь и бояться смерти, то она – смерть почувствует твой запах издалека и придет. Даже не придет, а примчится, так как в бою иногда бывает, что у солдата от страха в голове что-то клинет, и он, опять же от страха, что-то крича, бежит туда, куда бежать по всем законам и логике войны, нельзя и побеждает, и остается в живых. Смерть опоздала. Извини, в следующий раз будешь шустрее. А шустрить надо, и особенно в бою. Я увернулся от рубящего удара шашкой (все-таки хорошо, что папа приучил их и привил любовь к старине, а не к современному оружию) и сбоку ударил ему булавой по коленной чашечке. Хруст. Крик боли. Враг на коленях. Еще вскрик боли. Фигушки, меня вид врага на коленях не остановит: плавали – знаем. Удар сверху по голове. У этого хоть лицо сохранилось, но остальная голова…. Лучше не вспоминать. А впечатлительным лучше не представлять какими стали сейчас братья-красавчики. Кстати, красавчики – это без иронии. Чисто по-мужски, без голубого передергивания. И вот, наконец, десерт. На арену, в смысле из-за трона, вышли “глазки“. Эти что-то было под два с половиной метра в высоту и метра полтора в толщину. То ли это были знаменитые горные тролли, то ли снежные человеки, то ли…. думать и фантазировать некогда. Они были явно уверены в своей силе, так как были без оружия. Не было и доспех, как например на братишках. Интересно, они всегда так ходили или для меня принарядились? Ничего, зато для похорон переодевать не надо будет. Просто личико прикроют тряпочкой и все. А на этих переростках были только темные балахоны, колоколом свисающие ниже колен. А ступни! Е-мое! Ноги, в смысле ступни ног, сантиметров срок – сорок пять, не меньше. Не удивительно, что они босиком. Надеюсь, что они не из Шаолиньского монастыря. Там монахи тоже босые ходят. Ходят? Ну, конечно! Детский фокус: подбрасываю вверх что-то первое попавшееся мне под ногу, а потом и в руку. Они, как и задумано, смотрят вверх. Шмяк. Моя булава впечаталась в ступню одного из них. Рев был надо думать сильный. Пускай не лезет. Пчела тоже маленькая, а кусает сильно. Жаль, конечно, что потом и умирает. Но как! Как я, наверное. Плохое сравнение. Еще удар, но уже снизу вверх в челюсть. Хороший удар: двумя руками с оттяжкой. Огромное тело стало заваливаться назад. Теперь его очередь. Точно! Я в ожидании удара на опережение отскакиваю назад, а на мое место падает молот, в смысле кулак второго. Мне показалось, что меня подбросило вверх от сотрясения скалы. Какое-то постороннее движение. Ха! Да это бабулька-Божий одуванчик, увидев смерть своего телохранителя, бодренько гусиным шагом засеменила на выход, и навстречу вбегающим воинам. Я, подобно американскому индейцу, метнул в нее свой тамагавк-булаву. Глухой удар эхом отозвался в тишине пещеры. И дикий крик. Крик боли, ужаса, неверия в то, что произошло. Этого не могло случиться, но случилось. Я даже отсюда видел, как ей разворотило голову. Я всегда вспоминаю, нет, не в это время, а потом, если остаюсь в живых, кусочек из художественного фильма “Белое солнце пустыни“, когда взрывается баркас, и все бандиты непроизвольно смотрят на место взрыва, а главный герой за это время успевает сменить свою позицию, и выигрывает бой. Возможно потому, что я очень часто вспоминаю эти кадры, с первыми звуками крика я бросился к лежавшей на полу шашке. И когда гоблин соизволил посмотреть на меня, на червя, которого он сейчас раздавит, как вонючку, я с силой воткнул ему в горло лезвие. Это явно был не человек. Шея на коже была столь крепка, что я пронзил ее только благодаря тому, что бил со всей силы и двумя руками. Позади себя я почувствовал, а скорее всего, услышал, движение. Не глядя, наотмашь назад, удар. Почувствовал, как кто-то, оторвавшись от земли, улетел в сторону. И сразу же крик