Раймонда останавливается под одним из деревьев, в задумчивости берется за нижнюю ветку и подводит ее к лицу.
— Нет, я так не считала, — поразмыслив, отвечает она. — Однако вспомните, каким ударом была для вас смерть матери…
— Другим детям тоже случается терять мать, но не у всех же от этого отнимаются ноги.
— Мой бедный Реми! Ведь у вас были парализованы не ноги, а сознание, воля, память. И вы спрятались в болезнь, в свой паралич.
— Прямо хоть роман пиши!
— Да нет же! Просто ваш целитель, господин Безбожьен, все нам объяснил. И он говорит, что теперь вы очень быстро пойдете на поправку.
— Что ж, получается, что я еще не вполне поправился?
— Ну почему же? Как видите, вы уже почти в норме; еще несколько сеансов — и вы сможете заниматься спортом, плавать и все что угодно. Теперь все зависит от вас, от ваших усилий. Целитель сказал нам: «Если он любит жизнь, то я за него ручаюсь». Так и сказал.
— Сказать легко, — бормочет Реми. — А вы сами-то верите в его способности?
— Ну конечно верю! Да и вот же доказательство!
— А отец? Он-то хоть доволен?
— Реми! Ну почему вы всегда так нехорошо говорите о своем отце? Если б вы его видели тогда… Он до того разволновался, что даже не сумел как следует поблагодарить целителя.
— А нынче утром до того разволновался, что даже не зашел ко мне узнать, как мне спалось. А вы, Раймонда? Вы ведь тоже…
Но она останавливает его, закрыв ему рот надушенной ладонью.
— Замолчите, Реми! Иначе вы наговорите глупостей… Нам так велели. Мы должны были оставить вас одного. Необходимо было проверить…
— Да, но если бы я знал…
— Ну и что? Что бы вы сделали— может, остались бы лежать и дальше, лишь бы досадить нам? Вот видите, Реми, какой вы!
Опустив голову, он пинает ногой гальку — то один, то другой камешек. Краешком пальмового листа Раймонда щекочет юноше ухо:
— Ну улыбнитесь же, дружок! Неужели вы не чувствуете себя счастливым?
— Да, конечно, я счастлив, — ворчит Реми. — Я счастлив, счастлив… Если без конца повторять, то на самом деле станешь счастливым, так что ли?
— Что с вами происходит, Реми?
Он отворачивает лицо, пряча от Раймонды глаза. Он все-таки уже взрослый, и ему не пристало плакать.
— Вы поступаете дурно, Реми, — продолжает она. — Я ведь всего-навсего пошла купить вам в подарок книгу. Вот, взгляните: «Чудеса, творимые волей». Здесь приводится масса любопытных фактов. Автор даже считает, что, концентрируя психическую энергию, можно воздействовать на людей, животных и даже на предметы.
— Спасибо за подарок, — благодарит Реми. — Однако теперь всем этим забавам, наверное, настал конец. Отец, видимо, пожелает, чтобы я занялся серьезным делом.
— Ваш отец не настолько жесток. Я даже вам кое о чем поведаю, если, конечно, вы не выдадите меня — обещаете?
— Да, разумеется… Хотя сразу могу сказать, что это меня не интересует.
— Ну хорошо… Так вот: ваш отец собирается отправить вас в имение в Мен-Ален.
— Я смотрю, он держит вас в курсе всех своих дел.
— Реми, мой мальчик, вы говорите глупости.
Они молча смотрят друг на друга. Реми вынимает платок, вытирает краешек скамейки и садится.
— Все вертят мною как хотят, — с горечью произносит он. — Никто даже не спросит: а хочу ли я уезжать из Парижа? И без конца какие-то заговоры за моей спиной. То с этим целителем… Завтра придумаете еще что-нибудь… А может, я хочу остаться здесь, понятно?
— Ну, если вы так все воспринимаете…
И Раймонда делает движение, словно собирается уйти.
— Раймонда!.. Раймонда… Постойте… Подождите, пожалуйста… Мне нехорошо, я устал. Помогите…
С какой готовностью она повиновалась! Как сразу встревожилась! Реми тяжело поднимается, опираясь на ее руку.
— Голова немного закружилась, — шепчет он. — Ничего страшного… Просто я еще не вполне окреп… А если я соглашусь ехать, вы тоже поедете?
— Конечно, конечно поеду! Реми, вам не следовало так долго стоять.
Он тихо смеется и отпускает руку Раймонды:
— Я просто разыграл вас. На самом деле я нисколько не устал… Не сердитесь… Подождите, Раймонда… Вы что, опасаетесь, что нас увидят здесь вдвоем?
— Да что вы такое говорите? Нет, Реми, решительно, нынче утром с вами творится что-то неладное, мальчик мой…
— Хватит вам, что вы заладили: «Мальчик мой, мальчик мой…» Скажите честно — будь я здоров, вы бы и не взглянули на меня, так ведь? Я же для вас всего-навсего мальчишка — вы сами, Раймонда, только что об этом сказали. Вас просто наняли, приставили к мальчишке: немного заниматься с ним и самое главное — присматривать. А вечером вы идете к отцу: доложить, отчитаться за день. Что, разве неправда?