— Да… потрясающе! — изумляется дядя. — И ты совсем ничего не ощущаешь? Тебе нисколько не трудно? Пройдись-ка до окна, мы еще на тебя посмотрим.
Нахмурив брови, дядя будто бы силится разгадать, нет ли тут какого-то фокуса. Он вытирает платком лысину и строго смотрит на брата:
— Как он этого добился?
— Делал пассы… руками… вдоль всей ноги.
— А никакими лучами не воздействовал?
— Нет. Минут через пять просто сказал: «Все. Можете ходить».
— Предположим. Ну а… эффект будет устойчивый?
— Он говорит, что да.
— Ну вот! Тоже мне: «Говорит, что да»! «Говорит»! Ладно, хорошо… Если ты доверяешь таким людям… А какие лекарства он прописал?
— Никаких. Побольше двигаться, бывать на свежем воздухе. Вот я и хочу отправить Реми в имение: там он сможет гулять в парке.
— А ты не боишься, что там… — Но, спохватившись, дядя умолкает и тут же продолжает с наигранной веселостью — Ну что ж! Все чудесно, все чудесно! Может, и мне сходить к этому вашему целителю, посоветоваться насчет астмы?
Он хохочет и подмигивает брату:
— Увы, но я немножко из другого теста, со мной чудесного исцеления не получится: я же в эти штуки не верю… А он дорого взял?
— Он вообще денег не берет; говорит — не имеет права наживаться на том, что дано ему природой.
— Э-э, да он еще и чокнутый! — замечает дядя и, пораженный внезапной мыслью, добавляет, понизив голос: — А ты, надеюсь, не вздумал ему рассказать о..? Как знать?..
— Прошу тебя, Робер, перестань.
— Ну хорошо, хорошо… Не буду… Что ж, дети мои, очень рад за вас! Послушай, Этьен, это надо спрыснуть, а?
Не дожидаясь ответа, дядя скрывается в столовой, и оттуда вскоре раздается звон бокалов. Реми подходит ближе к отцу — теперь они почти одного роста. Отец держится натянуто, у него какой-то отсутствующий вид. У Реми возникает глупое желание по-мужски крепко пожать отцу руку, задержать ее в своих ладонях, чтобы исчезло то невидимое препятствие, которое разделяет отца и сына сильнее всяких стен.
— Папа…
— Что?
Но Реми уже не смеет. Он будто деревенеет и отворачивается.
Возвращается дядя, он несет поднос с бокалами:
— Черт побери, Реми! Ты ведь теперь у нас мужчина, так что давай открывай бутылку! Этот кудесник, кажется, не запретил тебе выпивать? Ну, будем… за ваше здоровье… Бедный мой Этьен, пусть у тебя хоть здесь все образуется.
— Значит, решено? Ты нас покидаешь? — тихо спрашивает Этьен Вобрэ.
— Да никого я не покидаю. Я просто забираю свою долю — предприятие в Калифорнии. Только и всего… Я уж тебе сколько раз повторял, что ты мало-помалу разоряешься. У меня есть докладная записка Бореля. Цифры — это цифры, с ними не поспоришь.
Дядя начинает рыться в портфеле, Реми отходит к окну и смотрит во двор: вокруг машины суетится Адриен с засученными рукавами, Раймонда что-то говорит ему, показывая на руль, и оба смеются. Реми пытается уловить хоть слово, но дядин голос заглушает все.
II
Шарлатан! Да нет, он скорее похож на мелкого чиновника. Одет не слишком опрятно, к жилету прилипли табачные крошки. От одного кармашка к другому тянется массивная цепочка белого металла. Лицо простолюдина; на левой щеке — большое пятно от ожога, точно по ней прошлись утюгом. Близорукие глаза слезятся и слегка косят, когда он снимает пенсне и вытирает его о рукав. Большие, с крупными ладонями и мясистыми пальцами руки он скрещивает на животе, будто поддерживая его. Но, несмотря ни на что, хочется рассказать ему все сразу — и плохие, и хорошие мысли, — ибо кажется, что он много знает о жизни, на себе испытал превратности судьбы, невзгоды и неудачи. На его рабочем столе чего только нет: какие-то книжки, видавшая виды пишущая машинка, деревянное распятие, похоже, вырезанное ножом, курительные трубки, а на стопке блокнотов — целлулоидная кукла. Он слушает Реми, раскачиваясь вместе со стулом, а Реми, продолжая говорить, задается вопросом: может быть, этот человек перед ним — необыкновенно умный? И как к нему обращаться — просто «господин» или «доктор»?
— И давно вы сирота?
Реми вздрогнул:
— А разве отец вам ничего не говорил?
— Вы все равно расскажите!
— Ну, я, можно сказать, уже довольно давно потерял мать… Она умерла в мае тридцать седьмого года. И как раз с тех пор я…
— Подождите! Подождите! Вам ведь не сразу об этом сказали.
— Конечно, не сразу! Я был в таком состоянии, что решили подождать. Сначала мне объявили, что она уехала куда-то далеко.