— Реми!
Это зовет Клементина. Никогда от них не дождешься хоть минуты покоя. Реми развел руками, глядя на портрет и как бы призывая его в свидетели. И синие глаза словно ожили в ответ, словно попытались выразить какой-то смутный призыв. Реми схватил портрет, сунул под мышку и крадучись вышел из комнаты.
— Реми!
Он на цыпочках пробрался к себе. Мама освобождена, но куда же ее спрятать? Ведь Клементина роется всюду… Может, пока на шкаф? Реми встал на стул, спрятал картину за выступ. Ему хотелось попросить прощения у покойной.
— Реми!
Клементина уже на лестничной площадке. Реми спрыгнул, отодвинул стул в сторону и сделал вид, что причесывается перед встроенным в шкаф зеркалом. На пороге появилась Клементина.
— Ты почему не отзывался?
Она с подозрением огляделась.
— Реми, я уже подогрела тебе молоко. Ступай вниз!
Реми пожал плечами, двинулся первым, старушка — за ним. Молоко. Укрепляющие средства. Капли. Витамины. Сколько можно, в самом деле?! Реми сошел вниз. Дядя Робер перестал шуметь, однако света по-прежнему не было. Значит, ужинать придется при свечах. А где Раймонда? В гостиной никого нет, в столовой — тоже. Дядя оказался на кухне: смеялся и разговаривал с Раймондой. Увидев племянника, он поспешно отошел от нее в сторону.
IV
— Твой отец, конечно же, забыл предупредить поденщицу, — сказал дядя. — Даже дров нет, камин нечем топить! Деревня — это, конечно, мило, но кое о чем надо все-таки заранее позаботиться.
Дядя был в одной рубашке с засученными рукавами, лоб его вспотел. На столе стояла бутылка белого вина, бокал и термос.
— Сосочка с молочком — для тебя, сынок, — заметил дядя. — Хотя я на твоем месте предпочел бы этому термосу стаканчик вина.
Он, насвистывая, принес другой бокал и наполнил его до краев.
— За твое здоровье!
Реми протянул руку за бокалом, но тут вмешалась Раймонда:
— Нет, не смейте.
— Что? Это еще почему?
— Но ваш отец… запретил…
Реми поднял бокал и залпом осушил, назло смеющемуся дяде.
— Вы поступаете дурно, господин Вобрэ, — сказала Раймонда дяде. — Ведь вы прекрасно знаете, что ему пока нужно поберечься.
Дядя Робер расхохотался, да так, что ему пришлось сесть.
— Ну, ребята, с вами не соскучишься! — вскричал он. — Да, Реми, с такой предупредительной сиделкой держи ухо востро!
Дядя зашелся в приступе кашля, весь побагровел и дрожащей рукой вновь наполнил бокалы.
— Эй, чудо-мальчик, за твои, как говорится, успехи — в любви и вообще!
Он степенно выпил, поднялся и потрепал Раймонду по щечке:
— Не обижайся, маленькая.
И, показав на племянника большим пальцем, добавил:
— Заставьте-ка его немного потрудиться. Не все же его будут обслуживать.
— Если понравится, сам буду трудиться, — огрызнулся Реми. — А командовать мною нечего. Осточертело уже, что со мной обращаются так, будто я… будто я…
Реми в ярости схватил бутылку. Он и сам толком не знал, чего хотел: то ли пить, то ли шарахнуть бутылку о плиточный каменный пол.
— Ого, видели? Вот это молокосос! — потешался дядя.
Он извлек из кармана целую пригоршню сигар, не глядя взял одну и кухонным ножом отсек кончик так, что тот отскочил.
— Я б тебя научил жить, драгоценный отпрыск!.. — бормотал дядя, пытаясь найти спички.