Выбрать главу

— Реми, не смейте!

— С сегодняшнего дня я смею все. До скорой встречи!

Реми вышел в коридор. Снизу доносился хрипловатый голос доктора Мюссеня — возбужденный, громкий; так разговаривают люди простые, не привыкшие мудрить или впадать в мистику.

— А господину Вобрэ сообщили? — спросил Мюссень. — Какой удар его ожидает, какой удар!

Послышался шепот Клементины: говорила она долго, но о чем — не понять.

— Странное все-таки роковое совпадение, — ответил доктор.

Он вдруг понизил голос, словно Клементина попросила говорить потише, и теперь из их шушуканья вообще ничего не разобрать. Эта Клементина все превратит в государственную тайну. Реми надел домашние туфли, накинул на плечи халат и спустился в холл. Клементины уже не было. Мюссень сидел на корточках и пыхтя осматривал труп. Заметив тень Реми на полу, доктор вскинул голову.

— Вот это да!

И задумался, хотя рядом лежал мертвец. Похоже, доктора не интересовали ни болезни, ни смерти, ни, пожалуй, медицина вообще.

— Надо же — ходите!.. Глазам своим не верю!

«Мюссень-то, оказывается, ростом меньше меня», — подумал Реми и впервые обратил внимание, что руки у доктора пухлые, холеные; подбородок мясистый и сам он — дородный.

— Значит, мне правду сказали, что…

— Да, — сухо ответил Реми.

И чего все потешаются, когда речь заходит о целителе? Да что они вообще знают о скрытой истине жизни и таинственных силах, действующих за пределами видимого и осязаемого?.. Ну почему мир так устроен, что состоит сплошь из мюссеней и вобрэ?

— Сейчас посмотрим… — сказал доктор.

И его пухлые руки пробежались по бедрам и икрам Реми.

— Вообще я не против целительства, — заметил Мюссень, — Но обязательно под наблюдением врача. А в вашем случае, да с вашей наследственностью…

— Какой еще наследственностью? — пробурчал Реми.

— Ну как же — вы ведь неврастеничны и чувствительны к малейшим потрясениям…

Мюссень вдруг, словно досадуя, поспешно добавил:

— Заболтался я с вами, как будто ваш случай разбирать приехал. И совсем забыл о бедном дядюшке. Дело ясное — сердце у него не выдержало.

— А по-моему, он упал и разбился насмерть, — тут же возразил Реми.

Мюссень пожал плечами:

— Может, и так.

И он осторожно, чтобы не помять костюм, опустился на колени, перевернул труп. Лицо покойника распухло и застыло в страдальческой гримасе; вокруг носа и рта запеклась кровь. Реми глубоко вздохнул и сжал кулаки. Будь выше этого! Надо быть выше этого. И главное — не думать, что ему пришлось долго мучиться.

— А это еще что? — раздался голос доктора.

Мюссень вытащил придавленный животом трупа блестящий предмет и поднял поближе к свету. Это оказался сплющенный серебряный кубок.

— Наверное, дядя пить захотел, — предположил Реми.

— Значит, неважно себя чувствовал. И приступ случился прямо на лестнице: дядя пытался ухватиться за перила и… Такая уж это болезнь — грудная жаба: запросто врасплох застать может…

Мюссень попробовал разогнуть правую руку трупа, но безуспешно.

— Ярко выраженное окоченение… Крови почти нет… Смерть наступила несколько часов назад, причем не вследствие падения. Вскрытие, конечно, окончательно прояснит картину. Но я надеюсь, что вас постараются больше не беспокоить… Скажите, не показался ли вам дядя вчера немного уставшим?

— Скорее немного возбужденным.

— Может, у него были неприятности?

— По правде говоря… нет. По-моему, нет.

Мюссень поднялся, отряхнул брюки.

— При последнем осмотре у него было очень высокое давление. А проверялся он, заметьте, еще в прошлом году, после того как хорошо отдохнул. Я предупреждал, но он, конечно, отмахнулся. По сути, это случай естественной смерти: умер тихо-мирно, никому не доставляя хлопот…

Мюссень достал из кармана трубку и досадливым жестом засунул обратно.

— Рано или поздно все там будем, — заключил он, словно извиняясь, и направился в столовую, откручивая на ходу колпачок авторучки.

— Лично я могу прямо сейчас выдать свидетельство о смерти, — заявил доктор, усаживаясь за стол, на котором Клементина уже расставила кофейные чашки и бутылку коньяка. — Чем быстрее мы покончим с формальностями, тем лучше.

Клементина принесла кофе и, пока Мюссень писал, подозрительно поглядывала на Реми.

— И все-таки странно… — начал Реми.

— Умри он за рулем или при подписании деловых бумаг, это тоже показалось бы странным, как всякая внезапная смерть.

Мюссень размашисто расписался и налил себе кофе.