— А я не верю, — сказала она, — я просто знаю, что моя страна существует… Она столь же реальна, как и здешний мир. Только об этом не надо говорить вслух.
Египетские статуи провожали их пустыми глазницами. Навстречу то и дело попадались отполированные до блеска саркофаги; испещренные таинственными знаками каменные плиты, а в торжественной глубине пустынных залов — гримасничающие морды, невероятные оскаленные рыла с глубокими отметинами пронесшихся веков, присевшие на задние лапы звери — чудовищная окаменевшая фауна.
— Когда-то я уже проходила здесь под руку с мужчиной, — прошептала она. — Это было давно, очень давно. Он был похож на вас, только носил бакенбарды.
— Это несомненно иллюзия. Иллюзия уже виденного. Дежа вю. Такое бывает сплошь и рядом.
— О нет!.. Я могла бы привести вам потрясающие своей достоверностью детали… А вот послушайте: передо мной часто встает городок — не знаю его названия… Я даже не знаю, во Франции ли он, и однако задумчиво гуляю по его улицам, будто жила там всегда… Через город протекает река… Справа, на берегу, стоит галло-римская триумфальная арка… Если подняться по проспекту, обсаженному большими платанами, слева увидишь арены… несколько сводов, обвалившихся лестниц. В глубине арен высятся три тополя, поодаль пасется стадо баранов.
— Но… я же знаю этот город! — вскричал Флавьер. — Ведь это Сент. А река — Шаранта.
— Может быть…
— Но от арен уже почти ничего не осталось… И тополей больше нет.
— В мое время они были… А небольшой фонтан — он еще существует? Девушки приходили и бросали в него булавки, веря, что это поможет им до конца года выйти замуж.
— Фонтан Святой Эстеллы!
— А церковь за аренами… высокая, с древней колокольней?.. Мне всегда нравились старинные церкви.
— Собор Святого Евтропия!
— Вот видите…
Они медленно брели вдоль загадочных обломков, от которых исходил запах воска. Иногда им навстречу попадался одинокий посетитель внимательный, сосредоточенный, ушедший в созерцание памятников старины. Они же были поглощены только собой, рассеянно скользя взглядом по проплывавшим мимо львам, сфинксам и крылатым быкам.
— Как, вы говорили, называется этот город? — нарушила молчание Мадлен.
— Сент… Он расположен близ Руайана.
— Должно быть, я жила там… раньше.
— Раньше?.. В детстве?
— Нет, — безмятежно ответила Мадлен, — в моей предыдущей жизни.
Флавьер даже не стал возражать. Слова Мадлен будили в нем слишком много отзвуков.
— Где вы родились? — спросил он.
— В Арденнах, у самой границы. Война ни разу не обходила наши края стороной. А вы?
— Я рос у бабки, под Сомюром.
— Я была единственным ребенком в семье. Мама часто болела, а отец проводил все свое время на фабрике. У меня было не слишком веселое детство.
Они вошли в зал, стены которого были увешаны картинами: рамы блестели вокруг, будто отраженные в сотне зеркал. Глаза с портретов устремлялись на них, и они шли, провожаемые этими цепкими взглядами. Иногда это были вельможи с надменными лицами, иногда — богато одетые офицеры с рукой на эфесе шпаги, позади которых непременно раздувала ноздри вставшая на дыбы лошадь.
— А в юные годы, — негромко проговорил Флавьер, — вас не посещали подобные сны, предчувствия?..
— Нет. Я была всего лишь одинокой молчаливой девочкой.
— В таком случае… как это пришло к вам?
— Внезапно, и не так давно… Я вдруг почувствовала, что я не у себя дома, что я живу у чужого человека… знаете, иногда вот так просыпаешься и не узнаешь обстановки вокруг.
— Да… Будь я уверен, что не рассержу вас, — добавил Флавьер, я непременно задал бы вам один вопрос.
— Мне нечего скрывать, — задумчиво ответила Мадлен.
— Вы разрешите?
— Прошу вас.
— Вы еще думаете о… о том, чтобы исчезнуть?
Мадлен остановилась и подняла на Флавьера глаза — глаза, которые, казалось, всегда кого-то о чем-то умоляли.
— Вы не поняли, — прошептала она.
— И все же ответьте.
Перед одной из картин собралась кучка посетителей. Флавьер мельком увидел крест, бледное тело, уроненную на плечо голову, струйку крови на левой стороне груди. Чуть поодаль виднелось обращенное к небу женское лицо. Мадлен, опиравшаяся на его руку, весила, казалось, не больше, чем тень.
— Нет… Не будем больше об этом.
— Нет, будем… Это в ваших интересах, да и в моих тоже.
— Роже… Умоляю вас…
Она лишь слегка повысила голос, но тем не менее что-то в ее тоне заставило Флавьера вздрогнуть. Он обнял Мадлен за плечи, прижал к себе.