- Может, лучше вернуться в Небедагу? - осторожно спросила Лиза.
- Я лучшей жизни ищу! - крикнула Ирочка. - А ты не понимаешь! Все хо-тят лучше жить, и ты тоже! Вот у тебя мать такая пьющая, смотреть стыдно! Совсем ничего не соображает! Я сразу заметила, только говорить не стала...
- Знаешь что, Ирочка, - перебила Лиза.- Мне надоело. Иди отсюда!
- Куда я пойду? - спросила Ирочка, присмирев.
- Куда хочешь - на вокзал, в Небедагу!
- А что я такого сказала? - пожала плечами Ирочка.
- Ничего, убирайся!
- Я никуда не уйду! Твоя мать разрешила у вас жить!
- Она пьющая! Ничего не соображает!
- Не кричи на меня, - ответила вдруг Ирочка с достоинством. - Ишь, неж-ная какая, ничего ей не скажи. Я сама уйду. У меня здесь, между прочим, тетка через дорогу живет. Она мне все время говорит: "Живи, Ирочка, лучше у меня, чем у чужих людей!" Я ее просто стеснять не хотела.
Вернувшись домой и не застав Ирочку из Небедаги, Инесса Донова сказала:
- Ты, конечно, плохо сделала, Лиза, что выгнала на улицу бездомную де-вочку, но я не буду тебя ругать!
Был апрель. Таяло слегка. Лиза шла по Ельцовской.
- Привет! - крикнула Ирочка из Небедаги.
- Привет! - ответила Лиза.
- Я к вам не жить, не жить, - заторопилась Ирочка. - Если хочешь, я даже в дом ваш входить не буду!
- Хочу, - сказала Лиза.
- Я уже месяц у тетки живу. В техникум сдаю экзамены!
Ирочка была в хорошенькой цигейковой шубке Инессы Доновой.
- Я скучаю, - сказала Ирочка. - У меня здесь из сверстников никого знакомых нет, вот я к тебе и тянусь. К тебе внимание со всех сторон, мальчики разные там приходят, симпатичные. Хоть бы познакомила с кем-нибудь!
По другой стороне Ельцовской шли Витя с Вовой, совсем поседев-шие.
- Пошли, Лиза, пива выпьем! - крикнули они через улицу.
- Ну эти старые, - зашептала Ирочка из Небедаги. - Совсем как твоя мать. С ними по улице ходить - стыдно!
- Так ты не пойдешь пить пиво? - спросила с надеждой Лиза.
- Пойду, раз позвали!
Сидели на лавке в скверике между цирком и церковью.
- Садись с нами на спинку, Ирочка, а то холодно, - посоветовал Витя.
- Я в шубке, - ответила Ирочка из Небедаги, поднимая воротник.
Пили пиво с чебуреками.
- Прошлым летом здесь выставка цветов была, - сказал Витя, выплевывая крышку от бутылки. - Из Москвы привезли ихние ботаники. Все пивные пави-льоны отменили на целых два
дцать дней, столы сдвинули и кактусы в горшочках везде расставили, а над ними градусники - температуру измерять. Мы ходили каждый день на эту выставку, все ждали, когда же пиво продавать начнут, а заместо пива кактусы в горшочках и ансамбль лилипутов на летней эстраде...
- Инеска все-таки дурная, - сказал Вова. - Помнишь, ты маленькая бы-ла, вы у церкви сидели, а мы напротив трубы копали? Мы к Инессе подошли, а ты сидишь, ревешь. Она тебя утешает... Еще праздник был какой-то весенний...
- Инессу в городе все знают, - сказал Витя. - И ты теперь знаменитая!
Наверху в церкви звонили.
- Что звонят? - спросил Витя, глядя вверх, на звон.
- Завтра их Пасха, - ответил Вова. - Воскресенье...
- Пирожки еще есть? - спросила Ирочка из Небедаги.
Витя протянул ей полпирожка в масленой бумаге.
- Я тоже натерпелась в детдоме, - сказала она Лизе. - Меня в четыре года из детдома забрали, только родители попались такие неудачные! У меня с ними ничего общего. Никаких об-щих интересов. Я к ним не вернусь никогда...
Потом пьяные Ирочка из Небедаги и Лиза Донова поднимались вверх из скверика за цирком, и Ирочка твердила всю дорогу:
- Какая ты, Лиза, все-таки везучая. В большом городе живешь, всем известная! К тебе все с заботой тянутся. Мальчики разные приходят пообщаться, а у меня ничего нет, кроме шубки твоей поношенной. А ведь апрель, жарко становится, и я в шубке твоей поiтом пахнуть стала!
- Да нет, нет у меня ничего, - успокаивала Лиза Ирочку. - Я ведь дочка городской дурочки.
- По тебе видать, - вздохнула Ирочка. - Но я все равно несчастнее!
В церковном дворе святили куличи. Во двор нужно было спускаться по ступенькам, так же, как в сквер за цирком. Лиза и Ирочка из Небедаги, совсем пьяненькая, смотрели вниз через ограду.
- А у нас в Небедаге еще до войны Бога запретили, церковь взорвали, а я считаю - зря! Выпьем еще пива, Лиза?
- Выпьем.
- Только у меня денег нет, ничего?
- Ничего. Сейчас насобираем! Дяденька, дайте денежку!
- Ты милостыню просить можешь?
- Могу...
Последний апрельский снег почернел и растрескался, как больная кожа. Верхушки деревьев церковного двора с набухшими уже почками были на уровне прищуренных глаз небольшой Ирочки из Небедеги. Внизу, на дне, на столах стояли куличи в белой глазури, яйца синие и красные, сваренные в луковой шелухе, творожная пасха и сверху изюмом выложено ХВ!, лежали белые батоны из булочной напротив и кексы в сахарной пудре и пакеты молока. За священником шел рослый румяный служка, лет двадцати, старухи с внуками у столов клали в корзину кто яйца, кто рубль.
- То что Витя на скамейке говорил - правда, - сказала Лиза пьяненькой совсем Ирочке из Небедаги. - Тогда тоже суббота была перед Пасхой. Меня Инесса с собой на паперть взяла. Мне так хорошо было, что я даже плакала от радости. Инесса говорит: "Крестись лучше и проси Христа ради!" Нам в этот день много пятаков надавали, а один пьяный так и сказал: "На детские слезы!" Да ты меня, Ирочка, совсем не слушаешь... - но все равно продолжала: - И вот вчера вечером иконку нахожу в бабкиной комнате. Богородица Всех Скорбей. Я на нее все детство молилась. Я нашла ее, и мне так же стало, как тогда в детстве, перед Пасхой, так же хорошо, до слез. Я поняла: вернулось! А ночью приснилась мне Пасха, будто бы меня нарядили Богородицей и водят вокруг церкви... И послушай, Ирочка, - спросила вдруг Лиза, - как же мне теперь быть, когда я только что вспомнила, как надо, и первое счастье вернулось, а я тут же во сне насмеялась над этим?
20 июня - 15 августа 1993 г., Малеевка
II - ЧУЖОЙ ДНЕВНИК