Конечно, если бы организаторы занимали ту позицию, которая им принадлежала в начале, если бы они чувствовали себя представителями общинной массы, подобная теория не могла бы сложиться: они не тяготились бы возложенною на них «ответственностью», не пытались бы снять ее с себя. Что являлось бы злом для общины, являлось бы злом и для них. Но интересы общины давно перестали быть интересами организатора. Организатор давно идет своей дорогой, осознает себя чуждым тех общих стремлений и забот, которые волнуют рядовую массу. Собственность на средства производства диктует ему иные, диаметрально противоположные задачи. Зачем же, на самом деле, ему брать на себя «ответственность» за то, что так чуждо его интересам? После того как он овладел средствами производства, отношения между членами общины начали осложняться, количество «зла» начало увеличиваться с возрастающей прогрессией. Некогда призванный регулировать ход производственного прогресса, направлять его так, чтобы соблюдалась наибольшая экономия и продуктивность работы, теперь он, со своими «правами» собственности играет роль камня, лежащего на пути этого процесса. Он тянет назад, к старым формам техники, которые в свое время оправдывали его существование. Ему трудно приспособиться к новым техническим методам, в десятки раз труднее, чем любому рядовому общиннику. Он, в сущности, уже не организатор, а дезорганизатор. Прогрессивное техническое развитие и с ним прогрессивное развитие общественной жизни в ее различных проявлениях («надстройках») обходит его. Регулировать производство он уже не может. Повторяем, он лишь старается приспособить новую технику к старым формам, а подобное урегулирование означает не что иное, как внесение беспорядка в хозяйственную деятельность рядовой массы. Один из актов подобного урегулирования – это охрана захваченной у общины собственности. ІІриходится отстаивать собственность от всякого рода посягательств со стороны, приходиться бороться против остатков коммунистических обычаев, против действий общинников, которые в отдельных случаях никак не могли усвоить принципа неприкосновенности перешедших в частное владение орудий и продуктов. Вот эта борьба и является решающим моментом в процессе разграничения «доброй» и «злой» воли: именно она побудила организаторов категорически отречься от части «прав на всемогущество».
На самом деле, брать на себя ответственность за все нарушения социально-экономических норм, значило, помимо всего прочего обвинить себя в преднамеренном противодействии собственным интересам, квалифицировать себя, как врагов самим себе. Посягательств на собственность, присвоенную организаторами, последние никак не могли приписать своей «воле». Эти посягательства, в глазах организаторов, несомненное «зло», «aparadha», согласно установившемуся уже тогда воззрению, предполагает действие активной двигающей силы – чьей-нибудь воли. А раз так, приходится усмотреть в представителях рядовой массы носителей означенной силы. При этом заключение о наличной воле у представителей рядовой массы сделано на основании фактов одного порядка: «рядовики» выступают самостоятельно, вне зависимости от воли организаторов, – так последние рисуют себе картину социальных отношений – только тогда, когда противоречат интересам захваченной собственности; в остальных случаях организаторы видят прежнюю инертную, лишенную инициативы массу. Отсюда вывод: простые смертные обладают односторонне развитой волей; воля эта направлена против организаторов; следовательно она злая и только злая.