Прекращение функционирования прежних «психических приспособлений» воспринимается организмом, как потеря почвы под ногами, как проигрыш в борьбе за существование. Поэтому, понятно, какая сильная борьба должна была возгореться против разрушителей стольких «психических приспособлений», связанных с употреблением деревянных, костяных, каменных орудий, – против металлов. Борьба сопровождалась многочисленными перипетиями, иногда велась aequo Marte, иногда временный успех имела техника прежних культур. Как бы то ни было, металлы приобрели в первобытном обществе право гражданства. Но о полном вытеснении не могло быть и речи. Эти орудия господствовали в продолжение веков; в продолжение веков они определяли психику производителя. И если теперь производитель стал пользоваться металлическими орудиями, все же переживания прежней психики не могли не сохранить над ним некоторой власти. Конечно, тот глубокий консерватизм, который отличает первобытных организаторов, был чужд ему. Он, во всяком случае, оказался способным примениться к требованиям новой технической системы. Но вместе с тем умалять консервативных элементов его рабочей психики, его привязанности к старым рабочим процессам и старому укладу общественной жизни нельзя.
В его руках, правда, металлы оказались великой революционизирующей силой и неизмеримо подняли производительность труда. Но все же он извлек из них сравнительно небольшую долю той пользы, какую они могут принести: прогресс металлургической техники подвигался вперед действительно очень медленно. Соответственно этому, результаты происходившей дифференциации первобытной общины являлись не очень крупными. Единственно крупным результатом было обособление командующих центров; в среде рядовой массы разделение труда вылилось в слабые формы. Одним словом, техническая революция была бессильна оборвать многие связи с прошлым экономического процесса; прошлое продолжало жить и оказывать властное влияние на развитие вновь сложившихся производственных отношений.
При всем том революция принесла много нового. Так или иначе первобытному коммунизму нанесена была рана, оказавшаяся неизлечимой. На исторической сцене слагались новые силы: был разыгран пролог классовой борьбы.
IV
Поступательное движение обособившегося организаторского центра развивалось с большею последовательностью. Организаторы постепенно сдавали в архив прерогативы своего демократического прошлого, постепенно освобождали себя от своих обязанностей по отношению к общине и навязывали общине обязанности по отношению к себе.
Первое время с внешней стороны дело обстояло так, как будто никаких особенных перемен не произошло. Владея средствами производства, организаторы, тем не менее, не присваивали себе всех продуктов производства. По-прежнему они являлись распределителями последних. До сих пор, щедрость, раздача каких-либо продуктов без обязательства отдачи считается, великой добродетелью представителей «благородной касты»; это – не что иное, как отголосок первобытного коммунистического периода. Правда, отголосок этот передает в извращенном виде истинный смысл старинных отношений: то, что в эпоху первобытного коммунизма считалось обязательством, современные господствующие классы обратили в добродетель, в акт автономной доброй воли.
Мало помалу и в первобытной общине раздача продуктов утрачивала свой обязательный характер[11], мало помалу сокращался круг лиц, среди которых организатор находил нужным производить эту раздачу. Первоначально продукты распространялись между всеми решительно членами общины (рода, клина); затем из общей массы выделяются лица, стоящие ближе других к организатору по происхождению или по организационным связям.
11
К сожалению, нам не приходится устанавливать точную хронологию различных моментов описываемой эволюции командующих классов, т. е. приурочивать каждый данный момент к определенному поступательному шагу