— А что мне за это будет?
Собеседница хитро стрельнула глазами из-под длинных ресниц и улыбнулась.
— Тебе понравится.
— Ну, раз ты обещаешь… — напускаю на себя серьёзно-сосредоточенный вид, и с выражением зачитываю — придуманное писателем из прошлого мира «заклинание»:
— Я не должна бояться.
Страх — убийца разума.
Страх — это малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение.
Я встречусь лицом к лицу со своим страхом.
Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня.
И когда он уйдет, я обращу внутренний взор на его путь.
Там, где был страх, не останется ничего, кроме меня.[9]
— Это, что — настоящее заклинание? — удивлённо воззрилась Белла.
— Кто знает? — загадочно улыбаюсь её реакции.
На имперском языке слова слышались действительно весомо… куда весомее, чем помнилось Виктору. Или тут виновата толика духовной энергии, которую я, войдя в образ, транслировал вместе с голосом? Пусть заклинания в нашем мире не работали, но у меня и правда получилось что-то такое… магическое, почти как в песнях Эрис.
Интересно, как там моя блондинка? Надеюсь — хорошо.
Мысленно пожелав добра одной своей знакомой, возвращаюсь к беседе со второй. Изабелла, будто поддавшись чарам (и очередному бокальчику вина), наконец, позабыла о своём беспокойстве и, окончательно повеселев, начала выспрашивать «таинственные секреты» Храмов боя. Я с удовольствием рассказывал любовнице байки разной степени завиральности, часть — пересказывая, часть — реконструируя из памяти древнего генерала, а часть — и вовсе выдумывая. До главного болтуна всея Отряда мне, конечно, далеко, но рядом с красивой девушкой истории разной степени забавности вспоминались и генерировались будто бы даже без участия разума.
Мы ели различные деликатесы, выпивали, шутили, смеялись. На время мы с Беллой забыли о тревоге, что неизвестностью грызла сердце одной, и беспокойстве, что терзало другую, но уже благодаря слишком хорошей информированности о грядущем.
Потом мы направились к Изабелле, начав целоваться прямо в карете.
Потом любили друг друга. Потом говорили — и снова предавались постельным утехам, стремясь подарить партнёрше частицу тепла и получить его в ответ. Нет, между нами так и не протянулась нить настоящих чувств — слишком много лжи и недоговорённости заложено в фундаменте отношений, слишком мала вероятность их продолжить, если этот фундамент разрушится. Но именно Белла помогла мне сохранить разум под натиском сущности тейгу, гложущей душу дыханием хлада, тлена и безумия, а я… что ж, я — защитил её от той тьмы Империи, правомочной частью которой была наша группа. И моей благодарности с увлечённостью аристократической красотки оказалось достаточно для вспышки прощальной нежной страсти, предвещающей скорое расставание.
А после… я оставил разметавшуюся на шёлковых простынях девушку.
И пошёл убивать.
Переступив порог пивной, могучий телом русоволосый мужчина повёл носом.
— Чем это у вас так пахнет? Как бы курится что-то?
— Да, генерал, — ответил ему такой же плечистый, но более коренастый собеседник с солидным животом под светло-коричневым фартуком. Хозяин, стуча по дереву пола резиновым протектором деревянной ноги, лично вышел, чтобы поприветствовать и обслужить уважаемого посетителя, по совместительству своего давнего старшего товарища. — Дочка на рынке благовонные палочки купила. Ничего так, успокаивает. Иль не нравится? Убрать?
— Пусть. Балуешь ты её, Коста, — сказал генерал Стоун, усевшись на своё любимое место. На столе будто по волшебству появились кружки с фирменным пивом и излюбленными заедками главы войскового гарнизона провинции. — Помнишь, как мы в семнадцать с варварами резались? А ей — рынок, тряпки и столичная мода. Честное слово, гляну, так жену бывшую вспоминаю.
— Одна она, егоза, у меня осталась. Был бы сын, я б его в юнкерское училище отдал. А с девки — какой спрос? Только внуков нарожать. Я уж и с роднёй мужа всё сговорил, через месяц свадьба. Будем душевно рады вас там увидеть, генерал.
— Если бурления говен улягутся, приду, — огладил усы мужчина и, улыбнувшись под бородой, довольно приложился к кружке.
Пускай он — высший офицер и дворянин, а Коста — всего лишь сын конюха, с которым они мальчишками вместе играли и учились азам искусства боя, а позже вместе служили, Стоуну было приятно получить это приглашение. Намного приятнее, чем очередную писульку от этого, закономерно сдохшего, свиноголового осла Фореста, или любого другого представителя элит провинции. Каменная Стена не любил всю эту накипь, погрязшую в бесконечных интригах и развлечениях. Не любил и презирал. Сын, внук и правнук армейских офицеров — о собственных детях, оставшихся с матерью, он старался не думать — искренне считал, что бандиты и шлюхи в самом грязном из вертепов обладают большей внутренней чистотой, чем завсегдатаи светских раутов. Да и для страны от действий маргинального простонародья вреда уж точно много меньше, чем от «блистательных» бездельников.
Дворянин должен служить, а иначе — какой из него, на хрен, дворянин?
Мнение своё он никогда не выпячивал, но и не скрывал, потому с юности слыл в свете грубияном со странными взглядами. Впрочем, даже после становления старшим, а затем и высшим офицером генерал своих взглядов не изменил и предпочитал игнорировать салоны родовитых потаскух, а из светских мероприятий появляться только на обязательных. Таким образом, будучи Мастером боя и не последним полководцем, который одержал немало побед во имя своей страны, к своим годам он едва перешагнул звание генерал-майора[10]. И откровенно говоря, если бы не протекция главнокомандующего и недавно отгремевшая Южная кампания, — вероятно, не видать Стоуну и того.
Чего уж там, точно не видать! И так шавки Кокэя, этого прыща на толстой заднице Онеста, приходили, чтобы попытаться его — ЕГО! — отстранить.
Выхлебав кружку любимого напитка, генерал со стуком поставил её на стол и, захрустев сушёной рыбёшкой, потянулся к следующей. Стянувшаяся внутри пружина медленно разжималась. Хорошее пиво, старый боевой товарищ, которому точно от него ничего не надо, и обстановка точь-в-точь такая, как в той любимой пивной из юности — что ещё нужно для старого, замотанного вояки? Дымок от пары ароматических палочек тоже на удивление не раздражал; напротив, ненавязчивый запах помогал расслабиться. Мужчина сделал себе мысленную пометку: приказать слугам купить такие же.
Коста молча сидел рядом, медленно потягивая пиво, он достаточно знал своего патрона и старшего друга, чтобы ему не мешать. В городе творилось демоны-разбери-что, и хозяин пивной прекрасно понимал настроение генерала, поэтому они вместе со Стоуном молча потягивали пиво до тех пор, пока не появились его приближённые. Тогда, разогнав всех слуг, кроме глухого Пайка, который прислуживал его патрону в требующих конфиденциальности переговорах, владелец питейного заведения прихватил бочонок любимого напитка и отправился в свой кабинет. Раз работы не предвидится, почему бы не расслабиться? С этой мыслью Коста, напевая под нос бравурный марш, поставил бочонок на стойку и, подставив кружку, повернул краник. Хорошо! Пару последних дней он тревожился насчёт происходящего, опасаясь новой волны погромов, но сейчас вздохнул с облегчением — дочкины ароматические палочки действительно хорошо успокаивали.
Слишком хорошо.
Увы, он слишком доверял любимой дочери, чтобы обратить на это внимание, Стоун слишком доверял ему, начавшие собираться приближённые — слишком доверяли своему генералу.
А тем временем молодая и красивая семнадцатилетняя девушка категорически не разделяла взглядов отца на своё будущее. Она искренне верила, что достойна большего, чем стирать грязные пелёнки за выводком детей от какого-то там провинциального лавочника. Она грезила о блеске Столицы, красивой жизни, богатстве — и муже, который будет её достоин.
10
Звания офицеров имперской армии.
1 Второй/младший лейтенант; 2 Первый/старший лейтенант; 3 Капитан; 4 Майор; 5 Подполковник; 6 Полковник; 7 Бригадный генерал; 8 Генерал-майор; 9 Генерал-лейтенант; 10 Генерал; 11 Генерал армии; 12 Высший генерал; 13 Генералиссимус.
Стоун находится в звании генерал-лейтенанта.