…шагом, на который не пойдёт никто из имеющих право решать за всю страну.
Народ слишком долго и планомерно накачивали идеями военного и культурного превосходства, неминуемой победы и вытекающих из этого благ. Ещё и сами начиная верить в свою пропаганду. Чтобы, значит, рекруты шли в призывные пункты, не стремясь отвертеться от службы, а остальные не пытались бунтовать по поводу повысившихся налогов. Ведь нужно только чуть-чуть потерпеть, а потом наступит благодать. И теперь открыто сказать, что она не наступит, что впереди маячит или тотальный разгром со всеми его ужасами, или позорная капитуляция с не таким сильным падением уровня жизни, как в первом случае, но всё равно ещё большим, чем сейчас, когда бедняки и так митингуют…
Нет. Не пойдёт на сдачу ни Сейка, ни премьер-министр, ни остальные. Даже простой рубака это понимает.
Власти будут упираться до последнего, признав свою ставку битой не раньше, чем за краем пропасти, когда иного выхода, кроме безоговорочной капитуляции, имперцы им просто не оставят.
Надежды нет. Но Карлу, как патриоту и офицеру, который давал присягу и уже один раз безуспешно попытался донести все опасности выбранного курса до самого верха, не остаётся ничего кроме, как драться на передовой. И, вероятно, умереть вместе со всеми.
Но вот дочку от того, что неизбежно начнётся, хотелось бы уберечь.
Впрочем, судя по реакции Хельги, заставить её переехать будет непросто. Всё же зря он так сразу на ребёнка новости вывалил. Аккуратнее надо было.
— Ты врёшь! Ты просто боишься! — обвинительно ткнула пальцем юная блондинка. — Наша армия не проиграет! Никогда! Если надо, я сама пойду на фронт убивать имперских свиней! Все пойдут! Каждый гражданин Свободного Севера! — лицо девушки покраснело от гнева, а в глазах набрякли слёзы.
Карл попытался было ей что-то сказать, но был перебит.
— А ты не оправдывайся! Ты военный, ты должен больше всех верить в нашу победу, а не примыкать к паникёрам! — по щекам потекли дорожки слёз. — Это всё та стерва! Это она превратила моего отца в труса! Ты просто испугался и теперь ищешь оправдания, чтобы не воевать, — лицо исказилось в едва сдерживаемых рыданиях. — Ты, — всхлип, — ты… Пр… Правильно про тебя те слухи говорили! Тебе позволили владеть великим артефактом, а ты… — всхлип. — Мне стыдно, что у меня такой отец! Я ненавижу тебя! — наконец разрыдавшаяся Хельга убежала наверх, оставив в комнате ошеломлённого Карла и Клару, прикрывшую лицо ладонью.
— Дубина ты, Карл, — покачала головой женщина. — Каким в детстве был, таким и с сединой в волосах остался.
Мужчина кивнул. Внутренности сжались в болезненном спазме, а во рту словно бы разлилась ядовитая горечь.
— Передай дочке, что она не права, — незадачливый отец поднялся на ноги. — И что я всё равно её люблю. Пусть бережёт себя. Надеюсь, война закончится раньше, чем придёт сюда. Но если нет, не позволяй ей наделать глупостей. Ты знаешь, как добраться до дома в горах.
Выйдя из кухни, он с затаённой надеждой бросил взгляд на лестницу на второй этаж. Нет, никто там не стоял и даже не выглядывал из-за уголка, как бывало, когда его девочка поддавалась эмоциям, но всерьёз ссориться не хотела. Хельга действительно ушла, не желая видеть и слышать противного ей отца, которого едва не назвала предателем.
— Пойду я, наверное, — неловко потоптавшись, выдохнул он и пошёл одеваться. — Я подал прошение о переводе на центральный фронт. В армию принца Сейки. Его одобрили. Если что, пишите письма туда.
— Подожди! Куда ты сейчас? — попыталась его остановить женщина. — А поужинать? А отдохнуть с дороги? Завтра давай. Может, помиритесь.
— Нет, — покачал головой Мастер.
Он знал Хельгу. Характером, как и внешностью, она пошла в мать: если не извинилась сразу и даже не сделала намёк на то, что готова к примирению — значит, остынет нескоро.
Да и самого мужчину, хоть он и старался этого не показывать, очень сильно задели несправедливые слова самого близкого человека. Его в последнее время склоняли многие и по всякому, но наросшая за время службы толстая шкура помогала не реагировать. Однако когда в сердце бьёт тот, перед кем оно открыто, пусть даже на эмоциях, не желая сознательно нанести рану…
Это больно. Очень.
— Уеду. Последней почтовой каретой, — ответил родственнице военный, что, казалось, враз постарел на десяток лет. — Закрой за мной дверь, Клара. Я ухожу.
— Стой! Разве ты не хотел… — начала было женщина, но Карл уже вышел и прикрыл за собой дверь, так что женщине не осталось ничего, кроме как последовать его словам и закрыть замки.
Заперевшись, Клара тяжело вздохнула.
Упрямый ведь, не переспорить. А дочка вся в маму свою: сукой растёт. Пожалуй, даже уже выросла.
В том числе и к её, Клары, стыду.
Примечания:
Пункт тапкоприёма открыт)
Автор и Куроме выражают признательность тем, кто поддерживает текст на Бусти или делает пожертвования на Тёмный Алтарь Печенек.
А.Н. — бечено.
Это не Хельга, а прям какая-то Розамунда Лилиана Анимаиса Властилина Иоланта фон Шнявская. И почему-то лезут из памяти с примкнутыми штыками наперевес бессмертные строки Киплинга: "Ты женился на этой длинной, тощей, как карандаш. От неё ты набрался спеси..."
Глава 32 Последствия
Лёжа в небольшом бассейне с тёплой водой, успешно имитирующем природный горячий источник, я слушала тихую и грустную музыку. Точнее, одну из тех композиций старой имперской классики, что когда-то была услышана на одном из концертов в Столице и сохранена в памяти, а теперь воспроизводилась усилиями демона, вселённого в самодельные наушники.
Настроение, подстать мелодии, оставалось достаточно сумрачным.
Вроде бы и вернулись с победой. И у нас в Скаре (как городе, так и провинции) всё наладилось, и верхушка Гейделя не высказывала претензий за разрушения. Большинство союзников даже испытывало искреннюю благодарность — за то, что им вообще пришли на помощь. Ну и облегчение от того, что союз был продлён, а не расторгнут в силу падения полезности пострадавшего города и его хозяина.
Те же, кто имел негативные мысли, предпочитали помалкивать. В конце концов, карательная армия разбита и деморализована; южане, которые сильно дискредитировали себя и своих революционных соратников — и вовсе уничтожены. А их предводитель то ли сдох (травматическая ампутация обеих ног — даже для сильного воителя не шутка), то ли, самое малое, серьёзно ранен.
Ещё раз напоминаю себе, что надо бы не забыть поспособствовать распространению слухов о том, что злые представители штаба РА, войдя в сговор с правительством Северного королевства, решили уничтожить целый город со всеми его жителями — в том числе для того, чтобы запугать недавно образовавшихся радикальных «правильных» революционеров. То есть тех, которые за общее равенство и необходимость начать с себя и своей родины, а не за смену одних дворянских задниц на другие, да ещё и в чужой стране.
Не то чтобы мой проект смогли погасить. Нет, он всё ещё тлеет, несмотря на все усилия госаппарата Севера; однако было бы неплохо, если бы революция полыхнула в первую очередь в королевстве. Потом, если что, можно будет ссылаться на их опыт. Так что немного пиара новообразованным анархическим социалистам не повредит. То есть я не знаю, как они себя назвали, да и безразлично это мне — просто ориентируюсь на суть идей, подкинутых северным борцам за народные свободы. Надеюсь, из этого выйдет нечто дельное или хотя бы полезное для моих планов. И что всё не скатится к предлогу для ещё более жестокой бойни, чем случилось в знакомой мне версии будущего. Такое развитие посеянных зёрен вышло бы ироничным, но совсем не весёлым.
Кхм. Так вот: в связи с вышеперечисленными обстоятельствами, Гейделю и его лорду в обозримом будущем можно почти совсем не бояться новых атак. Разве что некоторые проблемы с восстановлением и топящими за социальное равенство активистами — которые ломанутся на «земли свободы» — могут появиться. Не слишком сильные. Герман не сторонник совсем уж жёсткого разделения сословий и выжимания черни досуха. Даже можно сказать, что он — добрый (точнее, рациональный) лорд, но в тоже время отнюдь не мягкий слабак, которого легко продавить требованиями со стороны. Да и верные воители во главе с живым и дееспособным Мастером у него остались, как и репутация того, кто может позвать на помощь могущественных союзников.