Уосук опустил голову. Он чувствовал, что в словах Максима было много правды.
— Так что же, по-вашему, — тихо сказал он, — я должен был отказаться и тем самым погубить себя?
— Ну, так мы не говорим. Мы, собственно, тебя и не осуждаем. Не ты виноват, а вся обстановка в стране, вынуждающая бедняков продавать богатым и себя, и своих детей.
— Главное, — добавил Платон, — чтобы ты никогда не забывал, чей ты родом. И перестань, ради бога, ошиваться у этих лавок! Если хочешь быть настоящим человеком, стань учителем. Просвещай народ, зови его к лучшей доле!
— Ребята, чайку страсть как хочется! Кончай дискуссию! — заныл Миша.
Все рассмеялись.
— Хорошо. Чайку — и по домам. Расходиться по одному, — сказал Максим. Очевидно, он был старшим в этом кружке. — Приходи к нам, Иосиф, и в другой раз! Правда, собираемся мы не часто… Если хочешь, мы тебя позовем.
Глава десятая
Клятва. «Как я жил раньше? Словно закрыв глаза»
Через неделю Платон снова предложил Уосуку «поговорить о литературе». На этот раз он повел его совсем на другой конец города, но и там оказалась такая же бедная юрта. И снова о литературе не было сказано ни слова. Опять расспрашивали Уосука о нем самом, о его родителях, о купце, о сынках Разбогатеева. Уосук понимал, что ему все еще не доверяют, но не обижался. Он понял с первой встречи, что дело, которым они занимаются, далеко от изящной словесности. Все кружковцы казались ему замечательными. Он удивлялся их уму и осведомленности во многих вопросах, над которыми сам даже не задумывался. Чувствовалось, что они не ограничиваются тем, чему учат их в семинарии, пытаются понять жизнь во всей ее сложности. Уосук, конечно, не мог знать, что Платон Слепцов через каких-нибудь пять лет станет известнейшим якутским поэтом Платоном Ойунским и вместе с Максимом Аммосовым встанет во главе нового государства — Якутской Автономной Республики, что и из других участников кружка вырастут по-настоящему большие люди.
В тот вечер заговорились допоздна. Наутро Уосук долго не мог проснуться. Разбудила его хозяйка.
— Вставай, дружок! — тормошила она, — Негоже спать так поздно. Занятия пропустишь.
Уосук торопливо вскочил.
— Неужто и ты загулял? — с тревогой спросила асессорша.
— Что вы, Мария Ильинична! — улыбнулся Уосук. — У одного товарища сидел. Редкую книгу достали.
— А я уж думала… Твои-то… братья, что ли… Опять в три пополуночи явились. Ох, господи! Нынче вновь уроки пропустят. Написал бы ты, дружок, Николаю Алексеевичу. А то как бы не досталось нам с тобой на орехи.
— Напишу, пожалуй, — сказал Уосук, чтобы успокоить старуху. Познакомившись с кружковцами, он и думать забыл о сыновьях Разбогатеева.
Сам купец время от времени присылал всем троим спокойные, почти равнодушные письма. Уосук сначала отвечал на них подробно, потом это занятие ему надоело. В последнее же время голова его была занята только кружком.
В третий раз Платон вел его кружным путем и все время оглядывался.
— Что это ты головой вертишь? — не выдержал наконец Уосук.
— Смотрю, как бы «хвоста» не подцепить.
— Какого хвоста?
— Потом узнаешь.
Уосук догадался, что Платон имеет в виду полицейских сыщиков.
Они обогнули Талое озеро, прошли какими-то переулками и, как и раньше, выбрались к покосившейся юрте. Внутри оказались те же семинаристы. Они были сосредоточенны и суровы.
— Садитесь, — махнул рукой вошедшим Максим. — Друзья, мне кажется, мы должны окончательно решить, примем Иосифа Токурова в кружок или нет. У кого есть вопросы к Токурову?
— У меня, — встал Миша Ксенофонтов. — Скажи, ты хочешь быть с нами?
— Хочу.
— Имей в виду, что мы изучаем совсем другую литературу, чем в семинарии. Тебя это не смущает? — нахмурил брови Платон.
— Мне всегда было интересно узнать что-либо сверх программы, — улыбнулся Уосук.
— За такой интерес ты можешь вместе с нами угодить за решетку. Понял?
— Понял.
— Кружок наш секретный. Цель его — вести борьбу против всех и всяческих угнетателей народа: чиновников, помещиков, толстосумов, в том числе купцов. К этому ты готов?
— Готов.
— И ты не дрогнешь? Не струсишь? Не выдашь?
— Нет.
— В таком случае ты должен дать клятву.
«Нет… Они не шутят, — думал Уосук, испытующе глядя на юношей. — А почему Максим так подчеркнул: в том числе и купцов? Намекает на Разбогатеева? Да, видимо, так. Не знают они Николая Алексеевича. Он не такой, с ним бороться не надо. А с другими… готов драться до последнего».