— Почти всем, — радостно выдохнула Ничка и стала с энтузиазмом перечислять, загибая пальцы: — я люблю пускать мыльные пузыри, делать гербарии, собирать интересные ракушки или камешки, люблю делать оригами, складывать пазлы, шить, вязать крючком, гулять и любоваться природой, качаться на качелях, ухаживать за цветами, коллекционировать статуэтки и ещё столько всего! Я люблю спать и видеть сны, люблю просыпаться, завтракать, обедать; ужинать не очень люблю, но мне нравится пить горячее молоко на ночь, потому что мама добавляет в него мёд, а мёд я тоже люблю. Ой, чуть не забыла, это же самое важное! — мне нравится мороженое в вафельных стаканчиках. Фисташковое самое вкусное, но иногда можно поесть и шоколадного, чтобы фисташковое не надоело. Я так люблю жизнь, и я не понимаю людей, которым жить не хочется. Жизнь так хороша! Правда же?
Саша совсем поник. Хотя образ наивной, чистой души его и привлекал, на самом деле картина была жалкой, гротескной и пугающей. Вот что делает с детьми чрезмерная опека родителей: в четырнадцать лет Вероника не могла ни сама завязать шнурки, ни купить хлеб в магазине. Девочка верила, что способна довольствоваться малым и находить счастье в мелочах, но не подозревала даже, что бо́льшую часть жизни, самую трудную и неприятную часть, за неё проживает её собственная мать. Ничке были неведомы тяготы быта, может быть, и к лучшему. Ей несказанно повезло, что в трамвае она познакомилась с Сашей, а не с наркоманом или педофилом, который точно так же мог пригласить наивное дитя к себе в гости, после чего ограбить или изнасиловать её. И Ничка с удовольствием приняла бы это приглашение, она и знать не знала, что мир полон злых и опасных людей, которым не стоит доверять. Это было прекрасное, безынициативное, тихое комнатное растение, прихотливое, но благодарное, радостное, благоухающее. За этим растением имела силы ухаживать только Кассандра; остальной мир попросту повернётся к ней спиной, как только девушка достигнет совершеннолетия.
Саша медленно кивнул:
— Да, жизнь хороша. Но в ней бывают трудности.
Вероника улыбнулась ничего не понимающей бессознательной улыбкой. Она протянула к нему ладони, похлопала по щекам, словно проверяя, живой ли это мальчик или плод её воображения, и с невинными словами: «Я не верю в трудности. Посмотри, как жить легко!» — чмокнула юношу в губы, после чего весело рассмеялась. Саша не знал, как реагировать. Он растерянно улыбнулся, сделал робкий шаг назад и спросил:
— Ты целовалась с кем-нибудь до меня?
— Что ты! Мне только ты нравишься.
— Видишь ли, Ниченька (позволь мне эту вольность, у тебя прекрасное имя, и, если ты не против, я буду называть тебя Ниченькой), видишь ли, есть поступки, которые лучше не совершать, потому что они ведут к необратимым последствиям. Ты ведь меня совсем не знаешь. Тебе рассказывали в детстве про законы нравственности? — по-доброму, без тени высокомерия спросил он.
— Наверное, нет, — ответила Ничка, продолжая тянуться к его губам.
— А тебе… тебе рассказывали про Бога?
Вероника вдруг опомнилась и убрала ладони с его плеч.
— Угу, много раз! Мама постоянно говорит про него, и мы, бывает, ему молимся и просим мира для нашей семьи. Я очень люблю бога.
— Правда? — Сашины глаза вмиг засияли. — Слушай, я хочу показать тебе одну книгу. Ты позволишь?
— Конечно-конечно!
Саша посадил Нику на диван, сам скрылся за дверью соседней комнаты и вскоре вернулся с толстой книгой в чёрном кожаном переплёте. Он сел на стул рядом с гостьей и открыл писание на середине пятой главы.
— Ты знаешь, что это за книга? — спросил Саша.
Девочка замотала головой. Она вся дрожала от любопытства. Саша, будучи мальчиком осторожным, не стал давить и пошёл путём иносказаний, доступных малоразвитому Ничкиному сознанию.
— Это волшебная книга, — улыбнулся юноша и устремил на девчушку взгляд, полный трепета и надежды.
— Волшебная?! — Вероника быстро среагировала на верно выбранное им слово. Саша кивнул:
— Именно, волшебная. Её написал сам Бог. В ней собрано столько удивительных мыслей и интересных сюжетов, что её можно читать ночи напролёт и не устать! Каждый раз новая история, и воспринимаешь ты её всегда по-разному.
Саша перелистывал старые пожелтевшие страницы, а Вероника смотрела, как заворожённая, не смея оторвать взгляда от магических букв и цифр. Юноша стал зачитывать, а затем разъяснять отдельные строки, и в конце признался:
— Я тоже очень люблю Бога, Ничка, как и ты. И когда я вырасту, я буду служить Ему.
— Это как?
И тогда Саша осмелился рассказать девочке про свою веру и профессию священнослужителя. Неизвестно, кто больше был впечатлён: он или она. Ника находилась в начале пути познания этого нового мира, а Саша наконец сумел поделиться самым дорогим в его жизни. Когда его мама была жива — а было это ещё совсем недавно, — она читала Саше Писание перед сном; каждое воскресенье они ходили в церковь и пели самые волшебные на свете песни, и этот день был настоящим праздником, которого маленький Саша Чипиров ждал больше, чем подарка на Новый год и бабушкиного клубничного варенья из деревни. А когда Василиса Яковлевна покинула земной мир и оставила мужа с сыном, мальчик замкнулся в себе, скрыв от недобрых усмешек и косых взглядов то единственное, что осталось у него от мамы. Вероника была поразительно похожа на Василису Яковлевну, его мать: и внешностью, и кротким библейским характером. Она была ещё маленькая, неразумная, неопытная, но сердце её оставалось чистым и непорочным, а юный пытливый ум готов был впитывать новые знания. Назло случайному появлению на свет в Веронике Карась соединилось лучшее от отца и матери. Главным достоинством ей была нежная покорность, которую Тёма Кравченко называл «слабоумием по материнской линии», а Саша решил именовать доброй душой.