— Кто он? — спросил Чаборз жену, отдавая ей нагайку и бурку.
— Не говорит. С утра ждет тебя.
— Коня не расседлывай. Пусть поостынет, — бросил Чаборз и вошел в кунацкую.
Навстречу ему поднялся человек лет пятидесяти, одетый в овчинную шубу, какие носят зимой. Но те, которым нечего сменить, таскают ее на голых плечах круглый год. Черная шапка, черная борода с проседью, бледное лицо, красные веки без ресниц и потускневшие глаза. Один облик гостя производил гнетущее впечатление. «Откуда и зачем этот дервиш здесь?» — мелькнуло в голове Чаборза. Но он не подал виду и мягко заговорил:
— Садись! Садись, гость!
— Да какой я гость! Я недостоин быть гостем в таком доме! Нужда привела меня к тебе.
— Садись! — вторично предложил Чаборз, усаживаясь напротив него. — Откуда ты? Чей? Все ли здоровы у тебя дома?
— Спасибо… пока Бог миловал. Я из Кия. Ты меня не знаешь. Когда-то мы жили в Цоринском ущелье, около вас. Но случилось убийство… И нам пришлось уйти… Это было давно. Я — Махти, сын Тормика. Отца кровники все же убили… Это было, когда мне исполнилось два года. Ты меня не можешь знать. А я и тебя и твоего отца знаю… Вы люди именитые! Вас в народе знают!
Голос у гостя был резкий, напоминающий клекот старого ворона. Он посмотрел на Чаборза сквозь больные веки и, так как тот ни о чем его не спросил, продолжал:
— Ты не подумай, что я вымогатель или попрошайка. Нет. Я просто очень обеднел. Недавно сдохла последняя корова, а у меня дети… В таком положении человек думает… Думает, где бы ему взять или что бы ему продать?.. Взять мне негде, я беден. А родичи у меня сами такие, что им бы кто дал. И продать у меня нечего, кроме вшей… Несчастье это и привело меня к тебе. Но я не пришел просить! Пусть лучше подохну и вся моя семья пусть сдохнет, прежде чем стану просить. Я пришел к тебе продать то единственное, что у меня есть, что никому, кроме тебя, не нужно! Я пришел продать тайну…
Чаборз слушал горца, не понимая еще, к чему тот клонит.
— Ты говоришь загадками…
— Я говорю то, что есть…
Гость умышленно замолчал, чтобы повысить у Чаборза интерес к себе. Но старшина не проявлял никакого любопытства.
— Я был свидетелем… — сказал тогда горец, немигающими глазами уставившись на хозяина, — как умер старшина Гойтемир…
Если б потолок рухнул на голову Чаборза, он не был бы так потрясен, как этим признанием. Кровь прилила к его лицу. Он готов был кинуться на гостя, схватить его за шиворот и вытрясти из него, как из прохудившегося мешка, все, что ему было известно. Но он выдержал взгляд бедняка и спокойнее прежнего сказал:
— За последнее время мне об этом кое-что стало известно. Но я готов выслушать и тебя…
Гость был поражен. Значит, кто-то уже опередил его. Ускользала последняя надежда добыть что-нибудь у этого богача. А может он хитрит и ничего не знает? Надо проверить. Он встал.
— Прости, что побеспокоил. А мне говорили, что вы об этом не знаете ничего… Ну, а раз нашлись другие, раз знаете — мне делать нечего. Пойду.
— Ну, как же так! — воскликнул Чаборз. — Ты человек издалека. Не коснувшись хлеба-соли, от нас никто не уходил! Садись. А потом мне очень интересно сравнить то, что я узнал от других, с тем, что известно тебе. Я слушаю тебя.
Гость понял, что если Чаборз и знает что-нибудь, то он еще совсем не уверен в правде того, что ему известно. Может, еще и купит его тайну… Он сел.
— Хорошо, — сказал он. — Я иду на твою честность. Если то, что я расскажу, еще никто тебе не рассказывал, ты не возьмешь на свой дом греха оставить моих детей голодными… Ты дашь им хоть что-нибудь из своего добра… — Он замолчал, обдумывая, как лучше начать. — В тот день, когда погиб твой отец, я, приехав в гости к родным, ходил на охоту. Мне удалось подранить козла, и я пошел по следу. Звериными тропами я добрался до отвесной скалы. Внизу протекала Асса. На другой стороне шла ваша тропинка. Я поглядел на нее и увидел на горе с одной стороны двух всадников, с другой, внизу — одного. Они двигались друг другу навстречу. Это место, где тропа, огибая гору, проходит над обрывом. Не доезжая до поворота, двое остановились. Один вернулся назад. Другой спешился и продолжал путь. На нем блестела цепь старшины. Это был твой отец. Обогнув гору, он увидел того, который ехал навстречу. Одинокий всадник тоже сошел с коня и стал пить воду. Твой отец сверху прицелился в него из пистолета и выстрелил. Я не услышал выстрела, его унес ветер. Но я видел дымок, который оторвался от дула. Пивший воду кинулся за твоим отцом. Старик побежал вверх. Когда он добрался до поворота, дорогу ему преградил тот, который до этого ехал с ним. Он стоял с пистолетом, наведенным на твоего отца. Как я понял, эти люди были его врагами. Но они не схватились. Некоторое время все трое так и стояли. Потом твой отец запрокинулся и упал с обрыва. От страха крик вырвался у меня из груди. В ущелье шумела река, дул ветер. Меня никто не услышал. Вода унесла Гойтемира… А двое вернулись в горы. Прячась в зарослях я убежал и никому никогда не говорил ни слова. Если бы я объявился, они, не выдавая себя, могли легко покончить со мной, потому что я даже не мог бы остерегаться их. Я не узнал их…
Наступило молчание.
Чаборз все же задал Махти два-три вопроса, из которых узнал лишь то, что один из двоих был очень высокого роста. Махти не совсем уверенно назвал масти коней. У Чаборза сразу мелькнула догадка: высоким был Калой.
— Скажи, — спросил Чаборз горца, — а чем ты можешь подтвердить все это?
— Кораном! — ответил тот, не задумываясь. — Бог и я свидетели, что все это правда! В твоего отца не стреляли. Ни один из них не тронул его пальцем… Я долго думал об этом и решил, что он упал от усталости… На очень крутую гору взбежал он тогда. У него могло лопнуть сердце…
Чабврз задумался, что-то прикидывая в уме, сощурился, словно глядя в далекое прошлое, и наконец изрек:
— Махти, тебе спасибо за то, что ты рассказал. Но в этом нет для меня ничего нового. Вот если б ты мог назвать хотя бы одного из двоих!..
Махти покачал головой.
— А так, ты и сам понимаешь, ничем из твоего рассказа я не могу воспользоваться. Убийцы нет. С кого мне спросить?.. Так за что же мне одаривать тебя?
Махти поник головой:
— Да. Ты прав… Прямого убийцы нет… Что ж, прости меня… Беда и умного толкает на глупость. А что ж с меня-то взять!.. Я пойду…
— Погоди, поешь! — снова предложил Чаборз.
Но горец отказался, встал и вышел. Чаборз последовал за ним. Из общей комнаты показалась Зору. Она отвязала лошадь гостя, подвела ее к нему и подержала стремя, пока тот садился.
— Погоди, — сказала она, когда гость повернул к воротам, и скрылась в сарае. Через минуту она вывела нетель.
— Веди потихоньку. Отдыхать давай. Доведешь — корова будет, — сказала она.
Горец растерялся, оглянулся на Чаборза.
— Не гляди, не гляди! Только скверной жене муж должен растолковывать, что он хочет! А хорошая понимает своего с одного взгляда! — Зору улыбнулась.
Призывая все блага на крышу их дома, на хозяина, на хозяйку и детей, Махти, понукая лошадь, задвигал локтями и погнал свою драгоценную находку детям.
— Да простит Бог грехи ваши!..
Когда он был уже далеко, Чаборз вошел в общую комнату. Зору возилась у плиты.
— Что ты сделала? — спросил он ее сквозь зубы.
Шрам на лбу его побагровел, глаза раскосились. Казалось, он сейчас убьет ее. Но Зору даже не оглянулась. Она молча указала ему на маленькое окошечко, которое соединяло ее комнату с кунацкой.
— Он детьми заклинал тебя, а ты хотел обмануть?.. У меня тоже дети… И если ты не боишься Бога, то я не могу, чтоб они расплачивались за тебя! Ты же ведь ничего не знал об отце!..
— А кто тебе разрешил добром распоряжаться?!