Через два часа все тридцать два состава с горскими полками подтянулись к головным и проследовали дальше на север.
Поезд штаба дивизии остановился в Орше.
Князь Багратион собирался хоть немного поспать. Но лязг и грохот на путях не утихал ни на минуту. Он проникал сквозь тяжелые шторы окна, лез под думку, гнал и без того тревожный сон.
А причин для бессонницы хватало.
Багратион знал о недавнем Государственном совещании в Москве, знал о рабочих волнениях, о возможности монархического переворота. Но он никогда не предполагал, что ему придется очутиться в центре этих событий. Дивизия его дралась далеко на юге, за многие сотни верст от столицы, участвовала в июньском наступлении, и задачи ее были предельно ясны.
Но события последних дней изменили все. Неожиданно ее двинули на Северный фронт. А дальше стало известно, что дивизию разворачивают в Туземный корпус, что ей для этого придается из Третьей Кавказской дивизии, стоящей на юге в резерве, Первый Осетинский и Первый Дагестанский кавалерийские полки, а также Осетинская пешая бригада.
Ночью в Могилеве от друзей — офицеров Ставки, посетивших его в вагоне, князь узнал, что кроме него в Петроград идет из Финляндии Пятая Кавказская казачья дивизия, а снизу — Третий конный корпус генерала Крымова в составе Первой Донской и Уссурийской дивизий. Все они вместе с Кавказским туземным корпусом образуют Особую армию, которой будет командовать Крымов.
Эти военные приготовления вокруг столицы заставляли генерала думать и волноваться еще и за семью, которая жила в Петрограде.
На рассвете, поняв, что ему уже не уснуть, он встал и оделся.
Вскоре постучал дежурный офицер, который принес очень важные и срочные бумаги.
Генерал вскрыл пакет. В нем оказался приказ Ставки еще от 22 августа. Пересылал его наштакор Третьего кавалерийского генерал Дитерихс.
«С получением сего, — говорилось в нем, — приказываю поступить в подчинение командиру Третьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанту Крымову». Подписывал приказ генерал от инфантерии Корнилов.
Наконец Багратион узнал точно, в чье подчинение он идет.
— Значит, Крымов… — задумчиво сказал генерал, написал на документе, что он получен 26 августа, и положил его в портфель. Выпив содовой воды, он вызвал дежурного и приказал: — Отправляйте поезд! Направление то же — станция Дно.
Через четверть часа поезд штаба, свистя и набирая скорость, помчался вслед за дивизией с такой быстротой, словно хотел обогнать события этого и последующих дней. Но они нарастали так стремительно, что их уже никто не мог опередить.
Горцы подходили к станции Дно. Десятки эшелонов с казаками шли на Нарвском и Псковском направлениях.
С фронтов снимались новые части, в их числе отряд броневиков с переодетыми в русскую форму англичанами. Еще задолго до этого в Петрограде была организована корниловская контрразведка во главе с полковником Гейманом.
Но ни казаки, ни горцы еще не знали, что в эту ночь главнокомандующий, опираясь на их силу, предъявит ультиматум Временному правительству, и потребует, чтобы оно вышло в отставку, предоставив ему право сформировать новое правительство.
После июльской демонстрации Керенский сам просил Ставку прислать ему войска для разгрома революционных сил столицы. Но в ночь на 26 августа из разговора по прямому проводу с Корниловым он узнал, что тот воспользовался его просьбой для совершения государственного переворота.
Многие члены кабинета оказались на стороне Корнилова и ратовали за создание в России более «твердой власти».
Правые газеты вышли с провокационными статьями, в которых говорилось, будто большевики в полугодовщину Февральской революции — 27 августа — собираются захватить власть путем вооруженного восстания. Это было сделано для того, чтобы замаскировать намерения Корнилова, дать ему предлог ввести в столицу войска и разгромить большевистскую партию и революционные организации рабочих.
В такой обстановке Керенскому ничего не оставалось, как объявить стране о мятеже Корнилова и об отстранении его от должности главнокомандующего.
В тот же день — 27 августа — Корнилов в свою очередь обратился к населению с призывом поддержать его против Временного правительства, которое якобы под давлением большевистских Советов действует в полном согласии с Германским генеральным штабом и разлагает армию.
Весть о мятеже, поднятом главнокомандующим, мгновенно стала известна в столице.
Центральный и Петроградский комитеты РСДРП(б), Центральный Совет фабзавкомов приняли воззвание «Ко всем трудящимся, ко всем рабочим и солдатам Петрограда» и приступили к организации сил для отпора врагу.
Военная организация большевиков срочно собрала делегатов от всех воинских частей города. Под руководством Свердлова и Дзержинского была принята резолюция о борьбе с контрреволюционным мятежом Корнилова и обращение «Ко всем солдатам Петроградского гарнизона».
Начатый Керенским вывод из Петрограда революционно настроенных пяти полков был остановлен. Большевики бросили сотни агитаторов на фабрики и заводы.
Рабочим отрядам раздавалось оружие. Была установлена связь с матросами Кронштадта, которые взяли под охрану все правительственные здания.
Вооруженным отрядам большевиков городов Минска, Орши, Витебска, Гомеля и солдатским комитетам ЦК партии предписал срочно блокировать Ставку и железнодорожные узлы, не допуская дальнейшей переброски войск с фронта.
На борьбу с корниловщиной поднималась вся страна.
В Москве, Харькове, Царицыне, Нижнем Новгороде, на Урале, в Донбассе, в Сибири, на Кавказе большевистские Советы рабочих и солдатских депутатов призвали революционные силы для отпора врагу.
В Петрограде в боевые дружины записалась сорокатысячная армия рабочих. Вокруг города рыли окопы, устанавливали проволочные заграждения.
Экстренные выпуски «Рабочей газеты», листовки предупреждали о нависшей угрозе, призывали трудящихся не поддаваться на провокации, не предпринимать никаких выступлений.
На фабриках и заводах проходили митинги.
Принимались резолюции с требованием освободить большевиков, заключенных после июльской демонстрации, организовать отпор корниловщине. Выражалось доверие партии РСДРП(б).
В ЦК партии знали, какая серьезная опасность нависла над Петроградом.
Можно было надеяться на широкое антикорниловское движение масс по всей России. Но трудно было предугадать исход борьбы, если сейчас, в эти считанные часы, государственная власть перейдет в руки реакционного диктатора и ему удастся разгромить рабочие организации столицы.
А такая опасность существовала.
Войск гарнизона было недостаточно, вооружения — тоже. Не хватало винтовок, пулеметов, патронов, средств связи, автомобилей.
Офицерский состав был заражен корниловщиной.
Рабочие не были обучены военному делу.
В то же время от местных Советов Пскова, Луги, Витебска и других городов поступали тревожные сведения.
На Петроград двигалось восемнадцать кавалерийских полков с приданной им артиллерией и пулеметными командами.
Это была реальная и грозная сила, которая могла встретить поддержку и в самой столице со стороны части войск гарнизона и юнкеров.
Мгновенно изменить такое соотношение сил уже не было ни времени, ни возможности. Корниловские эшелоны приближались с каждым часом.
И тогда руководители ЦК большевиков поставили перед собой наиболее реальную и значительную задачу — встретить эти поезда в пути и разъяснить солдатам истинный смысл похода, в который их завлекли обманом.
Немедленно были мобилизованы сотни лучших агитаторов партии и направлены на все станции от Гатчины до Нарвы и Пскова.
Но как быть с частями «дикой дивизии», на которую Корнилов возлагал особую надежду? Как найти общий язык с людьми, не говорившими по-русски? А эшелоны этой дивизии продвигались к столице быстрее других.