— Слушаюсь, понимаю. Держите самую тесную связь с генералом Крымовым. Если я больше не нужен, то до свидания. — И Могилев умолк.
Это означало: «Не суйтесь в Ставку. У вас есть свое непосредственное начальство…» Багратион был вне себя. Он сознавал всю ответственность, которая ложилась на него в связи с его причастием к мятежу, знал, какая роль в захвате города отводилась его войскам, и тем обиднее был ему завуалированный выговор и вежливый отказ продолжать разговор генерал-квартирмейстера Ставки.
Он устыдился своей напыщенной тирады в адрес Корнилова. Обидно было за себя. Ведь он рисковал и репутацией, и положением, и честью во имя этих штабных политиканов! А они в ожидании того, когда он добудет для них каштаны из Зимнего дворца, не желают даже разговаривать… Но отступать было поздно. Князь вышел на свежий воздух, простился с Гагариным и сел в автомобиль.
Приехав в имение, он отказался от ужина, выпил снотворное и лег, приказав не будить без крайней необходимости.
Но выспаться и на этот раз не удалось. В шесть утра доложили, что звонит генерал Краснов.
Багратион подошел к телефону.
Краснов говорил, что он здесь проездом и хотел бы встретиться для служебного разговора.
Багратион послал за ним автомобиль.
Снова пришел пакет из корпуса и несколько донесений о продвижении полков дивизии к Вырице.
К тому времени, как генерал ознакомился с бумагами, приехал Краснов.
Багратион со всем радушием принял нового корпусного прямо в столовой, отделанной дубом и украшенной оленьими рогами и натюрмортами.
Стол был сервирован на двоих. Между блюд с холодными закусками стояли бутылки ликера, коньяка, графинчик с водкой и простой глиняный кувшин.
— Неплохо, неплохо, князь! — воскликнул Краснов, усаживаясь в предложенное хозяином кресло. — Совсем как в мирное время! Только дам не хватает!
— Что прикажет любезный Петр Николаевич, так сказать, для разгона? Шартрез француский. Коньячок из Шаранта. Русская… А здесь — подарок моих дагестанцев: домашняя абрикосовая водка, или арак! Я, откровенно говоря, последнее время предпочитаю ее. Есть в ней что-то освежающее, прекрасный букет! И пьется легко, хотя градус — дай те, господи! Горит. Попробуем?
Пили генералы арак. Воздали должное коньячку. А как внесли жареного поросенка с кашей и блюдо перепелов, перешли на русскую. В конце завтрака гость долго смаковал турецкий кофе.
— Я ведь начинал войну в Третьей бригаде вашей дивизии, — говорил он Багратиону, протягивая денщику на чай ленточку керенок. — И не могу отделаться от обычая кавказцев благодарить «искусные руки, накормившие нас!» — так кажется?
Они вышли на веранду, сели в уютные кресла.
Отсюда открывался вид на всю окрестность.
Ивовый кустарник, тронутый осенней желтизной, подступал к усадьбе. За ним, вправо и влево, стоял золотой березовый лес. А посередине широкой полосой до самого бледно-синего неба простирались уже кое-где побуревшие мокрые луга… Шелестя корой сосен, что росли у самой веранды, и раскачиваясь на шишках, резвились веселые синички.
— За три года войны мне не часто выпадали минуты такого благолепия! — первым нарушил тишину Краснов, вытирая платком мокрое лицо. — Хорошо! Ублажил ты меня, дорогой хозяин, знатно и нежданно. Все мне здесь по сердцу!.. Но чует оно, закрутятся нынче у нас с вами дела, да такие, что, может, еще ой как вспомнить придется этот добрый денечек!
Серьезные времена для нашей матушки России начинаются только теперь… И большие испытания для ее верных сынов!
— Коль уж о делах, так разрешите познакомить вас с только что полученным приказом, — сказал Багратион. — Вот приказ № 1 теперь уже главнокомандующего Отдельной Петроградской армией генерал-лейтенанта Крымова. Предписывает после захвата столицы объявить Петроград, Кронштадт, Петроградскую, Эстляндскую губернии и Финляндию на осадном положении. Тут же и подробный план действий войск в столице. А здесь мне вменяется подавлять вооруженной силой революционных рабочих и солдат Петрограда.
Краснов, зачесывая пятерней непокорно спадавший на брови чуб, углубился в чтение.
— Прекрасно! — с оттенком едва уловимой иронии воскликнул он наконец. И, посмотрев вокруг, словно желая убедиться, не слушает ли их кто-нибудь посторонний, негромко сказал: — Диспозиция, как говорится, идеальная! План города подробный. Когда вы его займете, каждая дивизия, каждый полк и сотня будут знать, где и что брать под охрану, кого и когда разоружить, кого разогнать…
И я усмотрел здесь только один изъян… В приказе ничего не сказано о том, с чем вас будут встречать… с музыкой или с боем… — Он натужно рассмеялся.
— Вот именно… — подхватил Багратион и закачал ногой, заложенной за ногу. — Слишком, слишком рано все предано гласности! Кто-то пренебрег элементарным правилом и первой гарантией успеха любой военной акции — внезапностью! И это мстит! Мы уже встречаем сопротивление!
— Вы совершенно правы, генерал! — согласился его собеседник. — А в наше время болтунов и анархистов это еще черт знает к чему может привести! Вот если бы вы сегодня стояли на окраине столицы, был бы совсем другой камуфлет!
Они помолчали, а потом Краснов снова заговорил очень серьезно и доверительно:
— Я только что оттуда… из Ставки. Внешне — полный порядок! Батальоны смерти, эскадроны гарцующих текинцев на прекрасных скакунах… Я не сомневаюсь: Лавр Георгиевич хороший военачальник. Я разговаривал с ним… Но для того чтобы в этой сложной ситуации, когда немцы одолевают нас и с фронта и с тыла, суметь взять в руки власть, одной, как говорится, солдатской смекалки маловато! Политики — это хитрый народ! Они ой как поднаторены в интригах да в махинациях! И за свое протертое министерское кресло любой из них не постесняется продать Россию! А в Ставке считают: раз Керенского в армии ненавидят, значит, защищать его некому; значит, наш поход — это просто так, увеселительная прогулка!
Но ведь Романовых тоже, наверно, не из любви к самодержавию защищали триста лет!
— Да. Это все не так просто, — глядя куда-то вдаль, откликнулся Багратион.
— Известно, например, — продолжал Краснов, — что в ваших полках не комплект, как говорится, офицеров. Ваши люди не знают, кто такой Крымов. А уссурийцы не знают меня… А ведь в таком деликатном деле, как переворот, простите меня, нужно взаимное доверие вожаков и масс! Тем более теперь, когда наши действия контролируют эти босяцкие Советы!
Я предвижу все веселье этой «прогулки»…
Арестовать, как говорится, на корню живое правительство, заранее вопя об этом на весь мир, — задача! Эта двуличная проститутка Керенский не постесняется войти в контакт с самими большевиками! А те будут рады стараться спустить своих провокаторов!
Я уже видел на станциях этих юрких человечков в солдатских шинелях. Разглагольствуют среди казаков, а те их не бьют… Слушают… Вот почему огромная надежда на ваших азиатов. Слава Богу, хоть они еще не понимают нашего русского языка! Ну, а когда вы вломитесь, начнете, тут уж по инерции пойдет!
— Сложно, конечно. Но могу сказать одно, — ответил Багратион, — если нам удастся дорваться, чтоб достать клинком, мы эту шваль, этих бунтовщиков и пораженцев, разнесем в пух и прах!
Когда над звонкой брусчаткой Невского взметнутся мои бурки, все будет кончено! Нева заледенеет от их воя! Им все равно — романовы, керенские, большевики!..
Краснов обрадованно засмеялся.
— В одном, оказывается, в Ставке правы! — воскликнул он. — Мне говорили: «А туземцам все равно, куда идти и кого резать, лишь бы их князь Багратион был с ними!»
Багратион ничего не ответил, только, улыбнувшись, покачал головой.
— Меня как командира корпуса, — продолжал Краснов, — в составе которого вы, очевидно, еще некоторое время будете оставаться, очень устраивает такое ваше настроение. Тем более, что, несмотря на многие нерешенные вопросы, в окончательном успехе Корнилова я не сомневаюсь.
Ведь такие войска двинуты! Даже англичане с их броневиками… Надо, мы должны сделать все, чтоб была у нас настоящая власть. Только она сможет мобилизовать страну и добиться победы! Игра в демократию зашла слишком далеко. Армия гибнет. А с ней — и Россия. Колесница мчится к пропасти. Повернуть ее — нужна рука! И сегодня для этого я не вижу человека сильнее, чем Лавр Георгиевич. А коль скоро вам выполнять все эти приказы, от себя добавлю: не щадите большевиков! Ворветесь в город — плюньте вы на всю эту диспозицию и ищите, и бейте их! Прикажите, прикажите это своим дикарям! Большевики — самая настоящая немецкая агентура! Мы должны устроить им варфоломеевскую ночь! И Россия еще с благодарностью вспомнит наши имена!