— Ты!.. Ты!.. Ты!.. Ты!.. — сказала она, твердо указав пальцем на четырех девушек. — Приблизьтесь ко мне!
Те покорно подошли.
— Будете все время стоять за моей спиной и исполнять мою волю!
В число выбранных попала и Зору. Все четыре были чернобровые, красивые. Они даже чем-то напоминали саму Эйзу.
Потом Эйза отошла к трем обелискам и стала перед средним из них. По бокам встали девушки. Эйза сорвала с себя платок и взмахнула им. На грудь ее упали две серебряно-черные косы.
— Все, что было — того не было! Чего не было — все будет! — торжественно произнесла она.
Женщины смотрели на нее, как зачарованные, и не узнавали ни себя, ни ее. Губы их невольно повторяли за ней: «Чего не было — все будет!..» Им так хотелось поверить в это…
— Поставьте на землю плоды земли, которые вы добыли и принесли сюда! — приказала царь.
От ее ног и дальше на платках, на шалях, на шерстяных накидках женщины расставили принесенные яства, кувшины с аракой, пивом, брагой, деревянные рюмки и чаши и наполнили их.
— Садитесь!
Женщины сели. Старшие — ближе к ней, младшие — в дальнем конце. Они не сводили с нее восторженных глаз. А Эйза и четыре девушки продолжали стоять. Вот она подняла рог:
Забудьте, что вы женщины! Мы здесь свободный народ. И память о женском долге Пусть с первым глотком умрет!Эйза выпила из рога и посмотрела, все ли повинуются ей.
Второй глоток мы выпьем За бывших наших мужчин. И пусть отныне не встанет Над нами из них ни один!И снова женщины отпили по глотку.
С третьим глотком, сестрицы, Жить начинаем мы. Над женской страною — солнце! И нет ни печали, ни тьмы!— До дна! — крикнула Эйза и, осушив свой рог, отбросила его.
Женщины последовали ее приказу. Началось пиршество. Со всех сторон раздавались шутки, смех, веселый разговор.
Теперь уже все знали, что Эйзу выучила этим словам ее бабка. И она не раз проводила праздники.
Эйза сидела на куче одежды, которую девушки подложили под нее, и возвышалась над всеми. Она так и оставалась без платка, и это подчеркивало ее необыкновенность. На ней было черное платье до пят, на плечах под косами золотистый платок.
— Не вижу моих воинов! — воскликнула царь.
— К лошадям!
Девушки и молодые женщины с шумом кинулись за ближайший холм. Через некоторое время оттуда выехал отряд из тридцати «юношей» в боевых доспехах.
По приказу царя Зору тоже облачилась во все мужское. И, сев на коня Эйзы, встала за ней, готовая выполнять ее приказания. Эйза показала ей, где должна выстроиться «дружина», и велела собрать к себе гармонисток.
Под музыку началась джигитовка. «Юноши» показывали свое умение владеть конем.
Потом были скачки, и победителей награждали призами. Кому бокал пива, кому блин, кто получал кусок халвы. Последней игрой царь объявила большие скачки.
Отъехав за версту, конники должны были после третьего взмаха платком поймать Зору.
— Ты не упадешь? — тихо спросила Эйза.
Зору только улыбнулась. Игра разгорячила девушку, увлекла ее. Щеки ее пылали, глаза восторженно светились. Это был самый интересный день в ее жизни!
Наконец всадники удалились к указанному месту. И вот от них отделился конь Эйзы и помчался в сторону женщин. Еще миг — и за ним поднялось облако пыли. Комья земли полетели в небо. Погоня началась. Но где же Зору?.. Только по белым рукавам ее рубашки можно было догадаться, что она скачет, прильнув к гриве лошади. Несколько всадников стали настигать ее. Но она отвернула коня в сторону, и тот под страшный вопль сидевших на траве женщин перескочил через них. Погоня пронеслась мимо.
Победительницей стала Зору.
— Кто она? — спросила Наси соседку, когда шум и общее ликование немного поулеглись.
— Дочь Пхарказа из Эги-аула, — ответила та.
— Того Пхарказа, который похож на помощника пристопа? — переспросила Наси. И удивилась: — У такого отца и такая дочь! А ее стоит иметь в виду. У меня жених растет…
Слова жены Гойтемира тотчас же дошли до Зору. Девочка вспыхнула, покраснела. Она не думала ни о замужестве, ни о женихе. Но одно то, что о ней как о девушке, как о невесте могла заговорить сама Наси и даже допустить мысль, что она может войти в ее дом, было для бедной Зору счастьем.
Начался хоровод. Обняв друг друга за плечи, женщины пошли по кругу. Эйза шла вместе со всеми. Хмель разрумянил их, зажег. Двигались женщины то в одну, то в другую сторону.
Песня постепенно убыстрялась.
Уймите, боги воду и огонь! Пошлите солнце нам и месяц.И когда хоровод обошел полный круг, Эйза вновь пригласила всех к трапезе.
— Женщины, к нам в гости фур-фуры[56] пришли! — крикнула она, указывая на своих подруг, переодетых в мужчин, и запела:
К нам в гости фур-фуры пришли. На горы спускается ночь… Пусть каждой она принесет Не сына, а славную дочь!..— Гостей в объятия! — И царь, показывая пример, сама словно юношу, обняла и посадила рядом с собой Зору.
Женщины и «мужчины» перемешались. Музыка и песни звучали в разных местах. Фур-фуры переходили из одной компании в другую, под общий хохот обнимая и целуя девушек и женщин, как пламенные любовники.
Вдруг молодая жена Иналука — Панта с таким удивлением уставилась на парочку, сидевшую напротив, что окружающие обратили на нее внимание. Переодетая в парня Матас, девушка из Гойтемир-Юрта, старалась поцеловать стыдливо закрывавшуюся от нее подружку. Панта вскочила и залилась хохотом. Все подумали, что она опьянела.
— Матас! — закричала наконец Панта. — Да посмотри же, кого ты целуешь? Чтоб я сгорела! — И она в хохоте рухнула на землю.
Матас кинулась на свою соседку, стараясь заглянуть ей в лицо. Но та вскочила и, путаясь в длинном подоле платья, пустилась бежать к лесу. Первой пришла в себя Эйза.
— А ну, пощупать ее! — скомандовала она.
Девушки бросились вдогонку за беглянкой. Они бежали со всех сторон, беглянка растерялась, ее схватили. Под крик, хохот, визг началась свалка. Наконец беглянка вырвалась и, оставив в руках обессилевших от смеха девчат свое платье и обеими руками придерживая мужские шаровары, кинулась наутек и исчезла в лесу.
— Да кто же это?
— Кто? — набросились женщины на Панту.
— Мой! — наконец услышали они. — Мой, Иналук!..
Поднялся новый взрыв хохота. Матас, целовавшая Иналука, не знала, куда деться от стыда.
— А ну, осмотреть всех! Всех до единой! — приказала Эйза своим помощницам.
Стоном и криком наполнилась поляна.
— Смотрите! Вон еще один!
Далеко внизу, по склону горы, удирала еще одна «женская фигура». Платье у нее было задрано до пояса, платок мотался в руке, и только босые ноги и белые шаровары сверкали под лучами солнца. Догнать «ее» уже невозможно было даже на коне. Еще миг — и «она» исчезла под обрывом.
— Мы вторично подверглись нападению! И вторично враг с позором бежал!
Такого веселого праздника, говорили старухи, еще никогда не было! А все потому, что два настоящих фур-фура проникли в их женский стан.
День закончился пляской. Женщины танцевали и за девушек и за мужчин. Многие из них искусно изображали своих близких и знакомых, и это вызывало восторги.
Наконец Эйзе удалось утихомирите женский народ.
— Сестры! — сказала она. — Все, что было — когда-то было… А чего не было — когда-то будет! До будущего такого дня пусть никого из вас не постигнет горе! И пусть не будет над вами царя страшнее, чем я!
Расходились по домам с песнями, с гармошками. Но многие загрустили. Когда еще придет к ним такой праздник! И сколько до него будет тоскливых и горьких женских дней…
Когда вечером Зору в компании эги-аульских женщин проходила мимо скалы Сеска-Солсы, ей показалось, что она издали слышит рожок… Давно уже она не слышала его! Зору приостановилась. Женщины, увлеченные разговором, не обратили на нее внимания. Она пригнулась и по балке побежала туда, откуда ясно доносились печальные звуки.