— Эх ты, нарт! — засмеялся, поднимаясь, Иналук. — Он прав. Мы пойдем…
— Послушайте, — ласково сказала Зайдат. — Если у вас всего делов, что выспаться, так никуда вам не надо идти. Вот комната, вот постели, ложитесь и спите хоть двое суток. А потом заберете скот и поедете себе домой! Нечего стесняться!
Братья заколебались.
— Стели постели! — сказала Зайдат дочери. — Чувствуйте себя как дома!
Через некоторое время в полутемной кунацкой, освещаемой только из поддувала печки, слышался уютный треск горящей сосны и богатырский храп Иналука. Калой долго лежал тихо, не двигаясь, потом сел, сокрушенно покачал головой и, повязав уши попавшейся под руки шалью, спрятал голову под подушку.
Несколько раз Дали бесшумно появлялась в кунацкой, подкладывая дрова. Она унесла обувь гостей. Высушила ее и смазала салом. А когда в последний раз вошла, один из них зашевелился. Дали замерла. Иналук, не просыпаясь, повернулся к стенке, а Калой продолжал спать, закинув руки за голову. Глаза Дали привыкли к темноте. Она увидела шаль матери на полу. Тихонько подошла, подняла ее. Калой спал. Надо было отойти, но она не отходила. Она впервые могла так близко рассмотреть его, и она смотрела. С детских лет она знала Калоя, восхищалась его удалью, силой. Она видела его на свадьбе у Зору, знала их тайну, о которой не знал никто. Она хорошо помнила все, что говорила ей Зору, передавая подарок Калоя, но сейчас, стоя возле спящего юноши, не в силах оторвать глаз от его спокойного лица, она, как и тогда, не могла понять, почему Зору не ушла за ним, хоть на смерть, если только он любил ее.
Дали отступила назад на шаг, другой… Отошла еще… А глаза ее так и не отрывались от него, такого близкого и бесконечно далекого. Что для него, большого, могучего, самого красивого человека на земле, она, еще почти девчонка, неприметно живущая где-то на одиноком хуторе, между синим небом и черной скалой?!
Солнце скрылось за ближайшей верхушкой, а гости Зайдат все еще не просыпались. Казалось, они легли для того, чтобы проспать всю свою жизнь.
Но она знала, что им пора вставать, и вошла шумно, хлопнув дверью. Гости проснулись.
— Ну, как отдыхалось? Будете вставать или еще полежите? Я ведь разбудила вас, потому что вы вечером собирались домой!..
— Да, слава Богу, что ты нас разбудила! — вскочил, протирая глаза, Иналук.
Они умылись, наотрез отказались от ужина и вышли во двор. Их кони были уже оседланы. Сбруя, как и обувь, вычищена и смазана салом. Вечерело. Зайдат выгнала коров.
— Которая из них, по-твоему, самая хорошая? — спросил Калой, разглядывая скотину.
— Вот эта, конечно, — не задумываясь, ответила Зайдат, показав на черно-бурую корову. — Вымя большое, шесть сосков, жилы под брюхом толстые и молодая — вторым или третьим телком. Эта кормилица! Я их всех пересмотрела. Все хороши. Но эта особенная.
— Ну так загони ее обратно, — просто сказал Калой.
Зайдат не поняла его.
— Для чего?
— Как для чего? Для молока! Вы же без коровы.
— Но у меня сейчас нечем заплатить…
— Столько, сколько мы за них заплатили, найдешь! — засмеялся Калой. — Загоняй! Загоняй!
Мать с дочерью не знали, что и говорить за такой дорогой подарок. Они так и стояли рядом на бугре, пока гости были видны.
— Слушай, а почему бы тебе не подумать о Дали? — неожиданно сказал Иналук, когда они уже подъезжали к себе.
— Что подумать? — удивился Калой.
— Как что? Зарок у тебя, что ли, всю жизнь ходить бобылем?
— Ах, ты вот что! — и, подумав, Калой добавил: — А стоило дать такой зарок. Друзья жили бы спокойнее.
— Брось дурачиться! — воскликнул Иналук. — Да эта девчонка ничуть не хуже тех, что мы знали…
— А чем лучше? — спросил Калой.
Иналук молчал.
— Вот именно… все они, эти красивые, на один лад! Князей ждут за свою красоту! А я не знаю, на чем еще пахать буду!
— Ну и сиди себе один до ста лет! — разозлился Иналук. — Хорошо еще, что коровы не имеешь. А то б тебя давно ославили…
— Ты, когда тебе в мозги ударит, любую глупость можешь изречь! Не хуже сплетницы Суврат! — тоже взорвался Калой. — Едва не подохли сами, из каждого солнечного могильника свежие трупы смердят, а он о женитьбе! Да если у меня однажды жизнь не вышла из-за того, что родители оставили меня голым, где я теперь возьму? Или ты думаешь, я и дальше буду вот так охотиться?
— А кто тебе говорит! Именно сейчас ты и можешь взять любую… Иные за прокорм отдадут. Времена, когда женихи снова с полным выкупом будут являться, еще не скоро вернутся! Так что ж, девкам ждать твоих коров и стареть, что ли? Думать надо. Другой раз небогатому и беда в помощь…
— Не собираюсь за беду прятаться и на ней счастье искать! — буркнул в ответ Калой и замолчал.
Из аула навстречу бежал, запыхавшись, Орци. Он поймал стремя Калоя и зашагал рядом, едва переводя дыхание.
— Ну, что здесь случилось? — спросил Калой брата, видя его сверкающие в сумерках глаза.
— Панта родила мальчика! — воскликнул наконец радостный Орци.
— Вот это новость! — Калой, сразу же забыв неприятный разговор с Иналуком, прямо с коня так обнял друга, что тот застонал.
— Да ты что, хочешь, чтобы в моем доме больше одного мужчины не оставалось! — закричал он, расправляя сдавленную грудь. И, сняв с пояса кинжал, протянул его Орци: — За добрую весть!
Кажется, первый раз в душу Калоя прокралась маленькая змейка зависти к Иналуку. Сын…
3С каждым днем весна набирала силу. Прошли первые дожди. Все темнее становилась листва в лесах. Все ярче блестели травы. Солнце близилось к заветной вершине горы Чубатого дерева. С незапамятных времен Эги-аул начинал пахать в тот день, когда впервые весенние лучи достигали этой вершины.
Теперь каждое утро Эльмурза становился лицом к восходу и следил за лучами. Наконец наступил долгожданный день, когда он объявил:
— Завтра будем встречать солнце на горе!
На рассвете следующего дня жрец Эльмурза и все, кто мог, поднялись на вершину горы Чубатого дерева. Было холодно. Дул сильный ветер. Но всех волновало одно — придет ли солнце на вершину сегодня или жрец Эльмурза ошибся?
Он стоял впереди всех и неотрывно смотрел на ясное очертание хребта на утреннем небе. И все смотрели туда. Вот в том месте, где должно было показаться солнце, над кромкой гор далеко вправо и влево обозначилась темно-синяя полоска. Она становилась все ярче, все сильнее. Вот она стала сиреневой — и вдруг из-за вершины Цей-Лома показался тоненький край расплавленного солнца. Лучи его отразились в глазах людей…
— Ма-алха! Ма-алха[116] — крикнула Дали высоким, радостным голосом.
— Ма-алха! Гелой! Гелой! — закричала толпа.
Мужчины обнажили головы. Жрец повернулся к людям.
— Очи-ой! Очи-ой! — произнес он. Ему ответили:
— Очи-ой!
А Дали запела:
Ма! Алха-ма! Только ты, недоступное, вечное, Согреваешь и землю и души людей! Ниспошли благодать нам свою бесконечную! Нас, рабов божества твоего, пожалей!..Зачарованный народ слушал…
Поднималось солнце, все ниже бежали по горе его лучи, все быстрее убегала тень, все выше и выше, словно радостный жаворонок, лилась ввысь песня, в которой люди просили пощады и блага у богов всесильной природы.
Калой стоял позади всех. Он поверх толпы видел Дали. Вместе со всеми он с трепетом слушал ее пение и таинственные заклинания жреца. А когда поймал себя на том, что мысли о Дали уводят его от молитвы, он разозлился и на себя и на Иналука, который обратил его внимание на эту девушку.
«Она, Малхааза, самая чистая, совсем ребенок, молится за весь народ, а я?.. Видно, человек тоже может быть псом, — думал он о себе, — только не хватает такому человеку хвоста!..»
На этот раз моление было коротким. Эльмурза произнес всего несколько просьб и пообещал солнцу и всем богам обильное жертвоприношение осенью, если они пошлют урожай. Потому что они же сами знают, что у народа сейчас нет ничего!.. Был зарезан баран с рогами, повязанными белой материей. Молодежь немного поплясала. Эльмурза объявил, что завтра можно начинать пахать, и люди вернулись домой.