Даже Эльмурза повернул голову: «Откуда она?..»
Дали шла к народу. В белом платье, с сияющим знаком солнца, Дали казалась отрешенной от земли, настоящей невестой солнца. Положив руку на кинжал, за ней шагал Калой.
Одна только встреча с ними уже должна была дать человеку радость.
Эльмурза, довольный тем, что они успели вернуться, служил с большим вдохновением. Поток красноречивого прославления бога солнца и просьб к богине Тушоли был бесконечным. Потом он выпил из чаши пива и вынес к народу цув и деревянное изображение богини.
Вереница людей потянулась к нему. Они несли жертвенные блюда. Четвертую часть клали около храма, в корзины.
Эльмурза касался рукой каждого и приговаривал:
— Кто не родился, пусть родится! А кто родится — пусть живет!
Но к концу церемонии язык у старого Эльмурзы от пива и усталости начал заплетаться, и, к ужасу богомольцев, он уже не раз выкрикивал:
— Кто не родился, пусть родится! А кто родится — пусть умрет! Наконец прошли все, и жрец удалился в храм.
Люди резали жертвенных овец. Иналук зарезал белого быка.
Пока свежевали туши и готовили на кострах еду, молодежь начала танцы. На широкой поляне плясало сразу несколько пар. День был ясный, солнечный. Но здесь, на вершине горы, все время стояла ровная прохлада.
Эльмурза позвал в храм Дали рассказать свой сон. После нее вошел Калой.
В храме было светло, горели принесенные людьми свечи. Но стены и сводчатый потолок за многие века так прокоптились, что их чернь не могли осветить никакие огни.
Калой задел рога, которыми были заполнены поперечные шесты. Пара из них сорвалась и угодила на шею Эльмурзе, отдыхавшему прямо на полу.
— Ах, чтобы сгинуло ваше имя! — закричал он, хватаясь за голову и глядя на ладонь. Но крови не было, и, отделавшись шишкой, старик успокоился. Он не догадался, что рога шапкой сбил на него Калой.
— Ну, а что ты видел? Или, может, не спал? — спросил он, подозрительно глядя на юношу снизу.
— Я очень мало спал, — ответил Калой. — И, по правде говоря, никакого сна не видел. Потому что нельзя же считать сном, если я видел только Дали.
Эльмурза рассмеялся.
— Нет, это тоже сон, — сказал он. — А как ты ее видел?
— Стоит она у криницы под памятниками моих родителей и смотрит в воду. Воды полно. Она чистая, бежит, как всегда, через край. Я говорю: «Пей, если хочешь». Она присела и напилась. Встав, говорит: «Хорошая вода», — и вытирает рукавом лицо. Я говорю: «Эту криницу я выстроил в память о родителях…» Она удивленно смотрит на меня, идет к памятникам Турса и Доули, дотрагивается до камней и становится между ними. Вот и все.
Эльмурза задумался.
— Вы как сговорились, — сказал он. — Это хороший сон… Это большой сон! Для народа полная криница — благодать земли! Для тебя… Дали прикоснется к чаше жизни вашего дома… Но уйдет она к твоим родителям раньше тебя…
Калой был потрясен словами Эльмурзы. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Значит, я должен думать о ней?.. — наконец спросил он.
— Это решение вам подсказывает божьеликая Тушоли и всесильный Ткамыш-ерды. А там поступай как знаешь…
— Эльмурза! — сказал Калой, волнуясь. — Может остаться в тайне то, что будет сказано здесь, в этом убежище от грехов?
— Да. Я готов выслушать тебя. — Эльмурза встал.
— Клянусь вот этой Тушоли, — сказал Калой глядя на деревянное изваяние человека с блестящей зеленой маской на лице, — и чтоб мне не видеть на этом свете солнца, а на том своих родителей, я чист перед этой девушкой!
Эльмурза удивленно вскинул брови.
— Но кто сомневается?
— Сегодня — никто, — ответил Калой. — А завтра, когда я заберу ее добром или силой, найдутся, которые станут грешить на эту ночь, проведенную нами в пещере!.. Мне безразлично, что будут говорить. Но я хотел бы, чтоб ты, старик, доверивший мне ее ради обычая народа, знал: не потому, что она тронута мною, а потому, что я без нее не могу, заберу я ее!.. И не думай, что я чист, как ангел. Мысли мои, тело мое толкали меня к ней. Но я выпустил взбесившуюся кровь, которая кипела в жилах, и успокоил себя…
Он размотал тряпку и протянул к Эльмурзе ладонь, на которой зияла рана.
— Иш-ша![123] — воскликнул Эльмурза, отворачиваясь. — Завяжи! Ты настоящий человек! И не зря я тебя послал с нею!.. Клянусь, хоть я и стар, но понимаю, какому искушению подвергал тебя! Я освящаю твое намерение! — Он положил руку на плечо Калоя. — Что не родилось — пусть родится! А что родится — пусть живет!
— Спасибо, Эльмурза! Долгих лет тебе!
Калой вышел от жреца возбужденный, окрепший в своем решении. Он тоже был теперь убежден в том, что Дали наречена ему богами.
По всей поляне пировали люди. Они тут же отправлялись друг к другу в гости — семья к семье, село к селу. Ходила по рукам круговая чаша. Раздавались пышные тосты. А у молодежи, которая не пила, звенела лезгинка, гремели выстрелы в честь танцующих, слышались острые шутки.
Праздник продолжался весь день, допоздна. Веселье царило на горе.
Дали держалась в кругу подруг. Калой был с молодыми людьми. Но они ни на миг не выпускали друг друга из виду. Свидание их продолжалось. Несколько раз они вместе танцевали, вызывая восторг у друзей. Иналук расстрелял им под ноги все свои газыри. С каждым часом Калоя все больше тянуло к ней. К вечеру он уже не мог представить себе, как останется без нее. Отозвав в сторону Иналука, он сказал ему:
— Все наделал ты. Ты однажды указал мне на Дали. И теперь я решил жениться…
— Давно пора! — радостно воскликнул Иналук. Он, как человек, уже имеющий жену и детей, успевал повеселиться с молодежью, но не забывал за чаркой посидеть и у старших и теперь был в благодушном настроении. — Через день-другой зашлем к ним сватов!
— Сватов ты будешь засылать к кому-нибудь другому! — возразил Калой совершенно серьезно. — А что касается ее, предупреждаю тебя, а ты братьев: я заберу ее сегодня…
— Как сегодня? Я не пойму! Или кто перебивает? Правда, она всем отказывает, но, может, она тебе не откажет? Зачем же сразу красть?
— А я не собираюсь второй раз испытывать судьбу. Если все кончится миром, добро. А если нет, чтоб не говорили, что я вас не предупредил!
Иналук расхохотался.
— Вот это припекло! А я думал: ты на всю жизнь зарекся! — воскликнул он. — Что ж, валяй! А если что надо, мы, все как один!..
В сумерках люди начали спускаться в аулы.
При свете костров танцы еще продолжались, когда Калой, обойдя круг, подошел к Дали сзади и громко, так, чтобы слышали и другие, сказал:
— Нас с тобой зовет Эльмурза!
Они пошли и скрылись в темноте. Немного погодя Калой остановился.
— Никто не зовет. Это я нарочно, — сказал он. — Надо поговорить.
Дали молчала.
— Эльмурза растолковал наши сны. Мы должны быть вместе… Что ты на это скажешь?..
Дали молчала.
— Что же ты молчишь?
— Мне нечего сказать… — тихо ответила она.
Пальцы ее нервно перебирали кромку рукава черкески.
— Как тебя понять?
— Мне казалось, что ты ночью понял все…
— Да, я понял. Но я должен убедиться в том, что я не ошибся.
Он подошел к ней и взял ее за руку, и рука эта покорно осталась в его ладони. Это был старинный знак. И этим было сказано все. Теперь она принадлежала ему как невеста, как жена, навсегда.
— Ты сегодня войдешь в мой дом, — сказал он.
Дали вздрогнула.
— Зачем так? — спросила она. — Мы обидим родных…
— «Кто летом напуган змеей, тот зимой боится веревки!» — сказал Калой. — Дали, я уже знаю, что такое время и родители… Не хочу ждать. Ты не думай, что я из-за средств. Я научился отнимать у богатых. Если надо, я приведу за тебя целый табун! Дело не в этом… Я не могу без тебя… А теперь — тем более… Мы можем уйти другой тропой… Нас никто не увидит…
— Нет, — сказала Дали, — этого не будет. Меня хватятся мать, дядя. Начнут искать здесь, по всем горам, всем народом… А потом, когда узнают, засмеют… Некрасиво получится… Стыдно…