На сѣверѣ губерніи, въ Бугульминскомъ уѣздѣ, были они остановлены, исключительно благодаря энергіи и рѣшительности одного изъ мѣстныхъ помѣщиковъ, Быкова, крупнаго лѣсовладѣльца, постоянно проживавшаго въ своемъ имѣніи, удалого охотника и смѣлаго по натурѣ человѣка. Когда грабительскія банды со всѣми повозками, походными снаряженіями и разнымъ воровскимъ добромъ, расположились огромнымъ станомъ невдалекѣ отъ границы Быковскаго помѣстья, хозяинъ послѣдняго, не имѣя надежды на какую-либо, тѣмъ болѣе правительственную, помощь, рѣшилъ дѣйствовать самостоятельно, отлично сознавая, что въ противномъ случаѣ его ожидаетъ участь другихъ разоренныхъ его сосѣдей. Нѣсколько смѣльчаковъ, изъ преданныхъ его служащихъ, ночью подкрались къ вражьему стану, ловко изъ него извлекли двухъ упившихся негодяевъ и повѣсили ихъ на опушкѣ Быковскаго лѣса на самомъ видномъ мѣстѣ, какъ разъ невдалекѣ отъ грабительскихъ бандъ. Около каждаго повѣшеннаго виднѣлась большими буквами исписанная бумага, въ которой значилось, что, если воровской станъ во-время не уберется, то со всѣми остальными будетъ поступлено такъ же,
Быковская мѣра спасла не только его, но и остальную уцѣлѣвшую часть уѣзда, въ томъ числѣ и нашу „Софьевку”, отъ ожидавшагося безжалостнаго разгрома.
Къ тому времени, благодаря нашему Самарскому объединенію и образовавшейся партіи порядка, стали наниматься землевладѣльцами за ихъ счетъ стражники, въ большинствѣ ,случаевъ набиравшіеся изъ Оренбургскихъ казаковъ. Почти повсемѣстно была организована самозащита. Тѣмъ не менѣе, общее положеніе въ губерніи продолжало оставаться крайне тревожнымъ и для обывателей небезопаснымъ.
Земскіе начальники изъ мѣстныхъ землевладѣльцевъ, не находя поддержки въ губернскомъ начальствѣ, должны были одинъ за другимъ, изъ опасенія всякихъ случайностей, покидать не только службу, но и насиженныя свои родовыя гнѣзда. До сихъ поръ вспоминаются мнѣ тяжелыя сцены, когда ко мнѣ приходили разоренные до тла дворяне-помѣщики, вынужденные со всѣми своими семейными спасаться отъ безнаказанно и безпрепятственно разбойничавшихъ мужиковъ.
Меня мучило мое безсиліе... Къ Засядкѣ я пересталъ обращаться: было безполезно и противно, такъ какъ около него безсмѣнно дежурилъ кто-либо изъ членовъ „Комитета общественной безопасности”, большей частью, самъ Клафтонъ, съ злорадствомъ относившійся къ помѣщичьимъ погромамъ съ „иллюминаціями”. Было ясно, что вліяя на губернатора, фактически городомъ и губерніей сталъ управлять революціонный комитетъ. На его сторону передалась запасная артиллерійская бригада, численностью до 8.000 нижнихъ чиновъ. Къ нимъ присоединился офицерскій составъ изъ 36 человѣкъ. Казармы превратились въ сплошныя митингующія собранія. Офицеры, лишенные денщиковъ и другихъ своихъ привилегій, превратились въ терроризованныхъ исполнителей солдатскаго озлобленнаго большинства. Дисциплина исчезла, ученія не производились, все было поглощено ненавистью противъ начальства, „господъ”, „дворянъ” „помѣщиковъ” и пр. Желанными гостями стали революціонные агитаторы. Подчинялись они только „Комитету общественной безопасности”.
Создалась невѣроятно тяжелая для насъ всѣхъ обстановка. Зарождалось серьезное опасеніе за дальнѣйшее будущее. На нашихъ начальныхъ собраніяхъ объединенія порядка, имѣвшихъ мѣсто въ стѣнахъ Дворянскаго Собранія, мы пришли къ убѣжденію, что одной только помощи, которую мы оказывали уѣзднымъ и городскимъ собственникамъ, нанимая для нихъ воруженную стражу — недостаточно для борьбы съ воцарившейся анархіей. Происходившія вокругъ насъ событія привели насъ къ неминуемому заключенію, что основой создавшагося катастрофическаго положенія вещей въ губерніи является отсутствіе въ Самарѣ сильной, твердой правительственной власти, которая могла бы затушить революціонное пламя, безпрепятственно раздуваемое противоправительственными самозванными комитетами.
Наше объединеніе привлекало многихъ серьезныхъ дѣловыхъ лицъ изъ всѣхъ слоевъ населенія, собранія проходили всегда съ большимъ подъемомъ. На нихъ началъ впервые выступать М. Д. Челышевъ, впослѣдствіи Самарскій депутатъ и городской голова, небезызвѣстный на всю Россію „апостолъ трезвости”. Онъ носилъ русскій костюмъ, говорилъ громко, горячо и складно, былъ человѣкъ темпераментный и энергичный. На нашихъ собраніяхъ онъ требовалъ немедленной замѣны Самарскаго губернскаго начальства настоящими твердыми людьми, обладавшими гражданской стойкостью и достаточной рѣшительностью.