Въ глубинѣ комнаты на сумеречномъ фонѣ большого, единственнаго, незавѣшеннаго окна, еле вырисовывался силуэт россійскаго диктатора.
Кабинетъ, куда я вошелъ тонулъ въ сѣроватомъ мракѣ, и лишь благодаря тусклому просвѣту окна, выходившаго на Дворцовую набережную, я могъ оріентироваться и подойти неслышно по толстому мягкому ковру къ примѣченной мною около стола человѣческой фигурѣ, которая при моемъ приближеніи вяло, неохотно приподнялась и протянула длинную, слегка трясущуюся руку. Очевидно, передо мной былъ самъ прославленный графъ Витте.
Пригласивъ меня жестомъ сѣсть на кожаное кресло, стоявшее за угломъ его обширнаго стола, заваленнаго кипами бумагъ и папокъ, Витте сначала выжидательно молчалъ, на что я отвѣчалъ тѣмъ же. Затѣмъ онъ какъ-то нервно передернулся и надменно-повелительнымъ голосомъ мнѣ бросилъ: „Что вамъ нужно?” Помню, какъ мнѣ вдругъ захотѣлось броситься опрометью вонъ изъ этого мрачнаго кабинета, отойти скорѣе отъ отталкивающей фигуры россійскаго временщика и его бездушныхъ, непривѣтливыхъ словъ! Но я поборолъ свое чувство и заставилъ себя сдержанно отвѣтить: „Разрѣшите, съ моей стороны, васъ, графъ, спросить: что вамъ отъ меня нужно? Я въ свой пріѣздъ въ Петербургъ не имѣлъ въ виду васъ безпокоить...” Тогда Витте, продолжая опираться головой на свою трясущуюся руку, все тѣмъ же холоднонадменнымъ голосомъ произнесъ: „Мнѣ Петръ Николаевичъ Дурново передалъ, что у васъ имѣется какой-то проектъ?” На что я замѣтилъ, что никакихъ особыхъ проектовъ у меня нѣтъ, а если ему, Верховному Министру, интересно знать, что творится у насъ въ далекой провинціи, то я сочту своимъ долгомъ пересказать ему все то, о чемъ я докладывалъ Министру Внутреннихъ Дѣлъ.
Тогда Витте далъ мнѣ понять, что онъ готовъ меня слушать... Я обрисовалъ въ краткихъ чертахъ все происходившее въ нашемъ Самарскомъ Поволжьѣ, дѣятельность революціонныхъ организацій, и указалъ на срочную необходимость, для борьбы съ ними, создать изъ общественныхъ мѣстныхъ силъ комитеты порядка. До той поры какъ бы совершенно безучастно слушавшій меня Витте откинулся на спинку кресла, замахалъ своими длинными костлявыми руками, и рѣзко прервалъ меня врѣзавшимися въ мою память словами: „Ну, знаете! довольно мнѣ вашихъ общественныхъ силъ! У меня на мѣстахъ имѣются свои вѣрные агенты — исправники, становые и прочіе чины полиціи... Повѣрьте, ихъ совершенно достаточно, чтобы провести въ жизнь всѣ мои указы и распоряженія!”...
Его наглость и самоувѣренность до того меня возмутили, что я, забывъ всяческія виттевскія высоты и брянчаниновскія предупрежденія, рѣзко отвѣтилъ: „При такихъ взглядахъ, само собой, мое предложеніе не можетъ имѣть мѣста. Позволю себѣ, однако, высказать вашему сіятельству мои соображенія: въ Россіи существуетъ графъ Витте, но его сила дѣйствительна лишь тогда, когда онъ будетъ опираться на общественные элементы и ихъ довѣріе”... Съ этими словами я всталъ и повернулся къ выходу...
Витте меня остановилъ, любезно предложилъ мнѣ вновь сѣсть и попросилъ меня представить ему письменно мой про ектъ образованія общественныхъ комитетовъ. Я пытался уклониться, сославшись, что могу лишь повторить то, что мною было доложено Дурново и его сіятельству... На это Витте замѣтилъ, что онъ и этимъ немногимъ удовлетворился. Тогда я ему сказалъ: „Ваше сіятельство ежедневно получаете со всѣхъ концовъ Россіи такую массу проектовъ и докладныхъ записокъ, что лучше избавить себя и меня отъ этой литературы”... „Нѣтъ, убѣдительно прошу васъ, набросайте мнѣ и, если возможно, — къ завтрашнему дню”...
Таковъ былъ окончательный отвѣтъ Витте на мои настойчивыя просьбы освободить меня отъ какого-либо писательства. Пришлось согласиться, и я уже собрался встать и прекратить затянувшуюся аудіенцію, но Витте снова меня задержалъ съ удвоенной любезностью.
Разговоръ возобновилъ самъ Витте по поводу инцидента, случившагося съ В. Г. Кондоиди. Оказывается, ему всѣ подробности доносилъ не только Засядко, но и на „черносотеннаго” вице-губернатора жаловался рядъ всякихъ, якобы общественныхъ организацій. Само собой, все доходило до него въ извращенномъ видѣ. Я былъ радъ возстановить самарскія событія въ дѣйствительномъ ихъ и всестороннемъ освѣщеніи. Какъ потомъ говорилъ П. Н. Дурново, означенный мой докладъ сослужилъ немалую службу, освободивъ Самару отъ негоднаго Губернатора и возстановивъ доброе имя Кондоиди, получившаго потомъ видное назначеніе въ члены Совѣта Министра Внутреннихъ Дѣлъ.