Пришлось ему потомъ за свое „вызывающее” поведеніе подпадать подъ уличный „бойкотъ”, выражавшійся, между прочимъ, въ томъ, что при проѣздѣ насъ забрасывали камнями, но мой Кузьма относился къ подобнымъ выходкамъ явно презрительно.
Конецъ сентября и начало октября прошли у меня въ устройствѣ и приспособленіи подъ жилье нашего новаго дома, который, видимо, и всѣмъ моимъ семейнымъ и самарскимъ знакомымъ чрезвычайно понравился.
Моя жена ближе всего сошлась съ семьей Шишковыхъ. Мои семейные стали мало-помалу знакомиться съ самарскимъ обществомъ, въ частности съ семьей Вице-Губернатора Владиміра Григорьевича Кондоиди. Это былъ благороднѣйшій человѣкъ, добрѣйшей души, глубоко религіозный и стойкій въ своихъ консервативныхъ убѣжденіяхъ. Онъ получилъ прекрасное образованіе, много читалъ, хорошо владѣлъ перомъ и могъ быть интереснымъ собесѣдникомъ. Будучи человѣкомъ долга, Кондоиди весь отдавался своей службѣ, проявивъ себя серьезнымъ и полезнымъ работникомъ. Когда на самарскомъ небосклонѣ появился, вмѣсто Брянчанинова, г. Засядко, для губернаторскихъ обязанностей человѣкъ совершенно неподготовленный, то первое время Кондоиди, со всей присущей ему добросовѣстностью, „натаскивалъ” протеже князя Мещерскаго, усердно знакомя его со сложными и отвѣтственными функціями новой должности.
70
Вскорѣ послѣ нашего переѣзда въ Самару, наступили тревожныя и мрачныя времена, возникшаго съ октября того же 1905 года, революціоннаго лихолѣтья.
Началось это съ памятнаго для меня вечера 13-го октября. У меня сидѣлъ въ гостяхъ Губернаторъ Засядко, съ которымъ мы сначала мирно бесѣдовали, а затѣмъ стали сражаться на бильярдѣ. Было около десяти съ половиной часовъ вечера, когда вдругъ появляется полицмейстеръ Критскій, съ блѣднымъ, встревоженнымъ лицомъ, и проситъ Губернатора сойти внизъ, въ мой кабинетъ, для принятія экстреннаго его доклада. Оказывается, пока мы, ничего не подозрѣвая, играли на бильярдѣ, на Дворянской улицѣ произошла уличная демонстрація съ участіемъ рабочаго люда, для разгона которой былъ вызванъ усиленный нарядъ полиціи, вступившій съ демонстрантами въ бой. Въ результатѣ возникшей перестрѣлки одинъ изъ рабочихъ — нѣкій Кораблевъ — былъ убитъ и тутъ же подобранъ его товарищами. Уличная свалка кончилась, но общее настроеніе въ городѣ создалось тревожное.
Засядко тотчасъ же c полицмейстеромъ куда-то уѣхалъ. Это былъ послѣдній разъ, что онъ былъ въ нашемъ домѣ.
Убійство Кораблева послужило началомъ самарскихъ безпорядковъ, какъ бы сигналомъ для появленія цѣлаго ряда революціонныхъ организацій, забастовочныхъ, профессіональныхъ, рабочихъ, воинскихъ, во главѣ съ т. н. „комитетомъ общественной безопасности”. Очевидно, все это было заранѣе подготовлено, ждали лишь перваго удобнаго случая, чтобы появиться на вольный свѣтъ.
На другой же день послѣ ночной демонстраціи стали появляться въ городѣ какія-то подозрительныя банды, съ наглыми руководителями во главѣ, которыя обходили частные дома, опрашивая прислугу. Черезъ нѣкоторое время банды эти стали съ утра собираться около загороднаго т. н. „Молоканскаго сада”. Съ пѣніемъ революціонныхъ пѣсенъ, цѣлыми полчищами, безпрепятственно проходили онѣ по главнымъ улицамъ. Благодаря полнѣйшему бездѣйствію растерявшейся полиціи, онѣ стали забираться въ присутственныя мѣста и, подъ аккомпаниментъ неистовыхъ улюлюканій, апплодисментовъ и хулиганскихъ выкриковъ „снимали” служащихъ силкомъ заставляя ихъ бросать работу и выходить къ нимъ на улицу. Дѣло дошло до того, что разъяренная уличная толпа подобнымъ образомъ поступила даже со всѣмъ составомъ — высшимъ и низшимъ — служащихъ Окружного Суда. Господь оградилъ отъ такого безчинства и позора ввѣренное мнѣ присутственное мѣсто — канцелярію Дворянскаго Депутатскаго Собранія. Мною были заблаговременно приняты всѣ возможныя мѣры для охраны драгоцѣннѣйшихъ нашихъ документовъ и родословныхъ книгъ самарскаго дворянства. Я спряталъ ихъ во моей домовой несгораемой кладовой.