Ну вот, -- белка пахнула на меня дикой, привольной жизнью девственных лесов, и после неё мои глаза со скукой блуждают по этому небольшому, огороженному забором саду, с искусственными дорожками и клумбами тепличных цветов.
Мне отчего-то обидно и грустно, и я часто с безотчетным волнением поворачиваю голову и смотрю в ту сторону, где исчезла белка...
Потом я спускаюсь в сад, обхожу все дорожки, осматриваю все деревья -- белки нет. Я стою у калитки, открытой в сад Каменевых, и раздумываю: не притаилась ли белка где-нибудь там, на сосне, или среди широк их ветвей ели? И я обхожу и этот сад и осматриваю все ели и сосны. Белки нет.
Я стою у крыльца в нерешительности. Отчего бы мне не зайти и не посмотреть, что там так тихо делает Зина? Отца и матери нет дома, я видел, как они куда-то ушли. Может быть, девушка скучает одна...
Все двери раскрыты настежь. С террасы я вхожу в гостиную, из гостиной иду в столовую. Никого нет и ничего не слышно. Мне становится неловко и даже немного жутко, как будто я собираюсь что-то украсть. Даже колени у меня дрожат. Я уже хочу повернуть и тихонько выйти, но в это время слышу тихий-тихий вздох. Откуда-то вылетел и растаял в сумеречно-зеленом, прохладном воздухе комнат. Окна заслонены деревьями, и потому в комнатах стоит прозрачно-зеленый сумрак.
Откуда вылетел этот вздох? Передо мной две двери: одна справа, одна слева. Я иду наугад, в ту, что слева. В этой комнате еще темней, но я сразу различаю лежащую на диване Зину. Она открываете, глаза, взглядывает на меня и сначала пугается, потом краснеет. Она делает движение, чтобы подняться, но я сажусь к ней на край дивана и лишаю ее таким образом возможности встать. И чувствую, что не должен был этот делать, и сам смущаюсь и краснею.
-- Простите, -- тихо говорю я, потирал ладонями свои колени: -- я помешал вам спать или мечтать... Но, вы знаете, в вашем саду случилось нечто необычайное, и мне хочется вам рассказать. С дерева на дерево прыгала маленькая белка, как огненный комок, и за ней с криком металась по саду встревоженная стая воробьев. Я хочу вас спросить, каким образом эта белка попала из дикой лесной глуши в дачные места? Сколько верст ей пришлось идти лесом и потом дачными местами, пока она попала в ваш сад? Почему она вдруг предприняла это путешествие?..
Зина тихо лежит и смотрит на меня темными, серьезными глазами. Белое кружево, обрамляющее на её груди маленький трехугольный вырез розовой блузки, мерно поднимается и опускается. Она дышит часто и взволнованно. И кажется, не слушает меня, а думает о чем-то своем, что глубоко ее волнует. Её волнение сообщается и мне, и я начинаю задыхаться, путаюсь и скоро не могу уже продолжать говорить и смущенно умолкаю. В эту минуту её закинутая на голову рука поднимается, медленно описывает полукруг и на мгновение замирает в воздухе, потому что ей приходится опуститься на мое колено, больше некуда. Я беру эту руку и приникаю к ней губами. И тогда вдруг чувствую на своих волосах другую теплую руку девушки. В глубоком волнении я отрываюсь от её руки, приближаюсь лицом к её лицу и осторожно касаюсь губами её полураскрытого рта. Из её ноздрей вырывается частое, горячее дыхание. Она взволнованно водит руками по моему лицу, шее, волосам и я не могу понять, ласкает она меня, или старается оттолкнуть. Глаза её широко раскрыты и смотрят удивленно-испуганно... Наконец, она резко поворачивает лицо в сторону и тихо говорит:
-- Уйдите...
И потом, повернувшись к стене, плачет, закрывая лицо руками и вздрагивая узкими, полудетскими плечами.
Смущенный и растерянный, я встаю и ухожу. Я как-то странно потрясен случившимся. Во мне вдруг все застывает, и я не испытываю ни радости, ни опьянения любовью. Я выхожу из сада и, без шляпы иду по улице, иду долго, ничего не сознавая, увлекаемый единственной, неодолимой потребностью беспрерывного движения, как будто хочу уйти, убежать от самого себя. Кончается улица, я вхожу в парк и продолжаю идти темной аллеей, между двумя стопами седых от старости елей. И вдруг, мне приходит в голову мысль, что я оскорбил девушку, и оттого она плакала. И меня, как молния, поражает мучительный стыд и раскаяние. Мои ноги начинают подкашиваться, я изнемогаю от усталости, падаю лицом в траву, и рыдания потрясают, наконец, мою грудь и все тело. Опять нервы!.. Я неизлечимый неврастеник, я несчастный, больной на всю жизнь человек!..