Из восьми книг

ЭЛЬ ГРЕКО

Над городом – покров столетья сизый,
Дымится миг под конскою подковой,
А небо снизошло – и смотрит снизу
Глазами обнаженного святого.
И, кроме ветра, нет иного крова.
А всадник в грозовом просторе тонет —
Еще не понял, но уже задумчив,
Лучом любви из будущего тронут.
И в этом веке он – один из лучших.
На панцире его играет лучик.
Печален конь, во взоре отражая
Свинцовые пейзажи Освенцима,
И черный воздух полон слезной влаги.
А всадник острие красивой шпаги
Рассматривает, про себя решая,
Возможны ли беседы со святыми...

1979

ВОЗВРАЩЕНЬЕ ДОМОЙ

Хвойный вечер утешенья и защиты,
Небо душу облекло – огромный плед,
Деревянная калитка в сад сокрытый,
Жизнь трепещет, как в листве фонарный свет.

Вот я снова здесь. Я возвращаю Слово,
В детстве сумеречном взятое в залог.
Слышу, как в другой стране рыдают вдовы,
Как, смеясь, растет в дверях чертополох.

Я хотел в столетье этом не собою,
Но несчетными рожденьями прожить.
Ночь трясло. Шатало землю с перепою.
А сейчас цветок спросонья чуть дрожит.
Я бывал в смешенье судеб сразу всеми —
И в отчаянье спасенье узнавал,
Был прологом и узлом в земной поэме,
Открывал страстей всемирный карнавал.
Не чуждаясь унижения и славы,
Я в соборе и в ночлежном доме пел,

Босиком прошел весь этот век кровавый,
И от казни уберечься не успел.
Вот я снова здесь. Я возвращаю Слово —
В детстве явленную тихую любовь.
Погляди, Учитель мой белоголовый:
Даль созвездий – это свет моих следов.

1979

* * *

Там, над Летой – ветряная мельница:
Это время медленно и страстно
Перемалывает в пыль пространство,
В россыпь звезд. – А ввысь на крыльях

Вознестись. Оно стоит на месте,
И, вращая ливнями и лунами,
Хочет душу размолоть в возмездье
За беседы с птицами безумными.

Там, над Летой – ветряная ягода
В холодах созрела и повисла:
Это ум несет желаний тяготы,
Это мысль вращает страхов числа.

Над рябиной каменной, осенней —
Звездный ком с измятым скорбью ликом,
Что постиг духовность не по книгам —
И уже не чает воскресенья...

* * *

Ты не смотри на строфы свысока:

В контексте жизни каждая строка

Моих стихов звучит совсем иначе -

Та тянется, как детская рука,

К лучам звезды. А та, как ветер, плачет.

А вместе все они наверняка

Любого буквоеда озадачат.

Но ты на путь щемящий оглянись,

Где время ливнем устремлялось вниз -

И зеркала для неба создавало,

Ты отраженьем облака пленись

В одном из них: ведь, как ни заливало

Край муравьиный, а льняная высь,

Двоясь в воде, покой торжествовала.

Вгляделся? – И запомнить поспеши

Соотношенье тела и души,

Как мне оно в толпе стихов открылось:

Хоть мир звенящий – в хаос раскроши,

Хоть обнаженным петь взойди на клирос, -

Что гром – зимой, что взрыва сноп – в глуши,

Тебя настигнет насмерть Божья милость!..

Метель осыпает несчетной казной
Базар приутихший. И сразу повеяло
Той площадью людной, с толпой ледяной,
Где головы рубят за веру, —
Жестокой, глухой, корневой стариной,
Где смерть, словно ветер, проглотишь,
Где жизни крылатой, где жизни иной
Завистливый зреет зародыш.
И кто же раскусит столетья спустя,
Что казни подобны аккордам,
И баховской мессы бессмертный костяк
Окреп в этом воздухе твердом?...

1979

ИСПОВЕДЬ

Я в город вхожу.
Я в предсмертные, в первые крики,
Дрожа, окунаюсь. В густом многолюдье окон,
На лестничных клетках – и клетках грудных, где великий
Вращатель созвездий пирует веков испокон.

Я в город спускаюсь. Реки разноцветные блики
Меня леденят. И в воде вразумляющей той
Меж вечных домов словно ветер проносится дикий —
Бездомные судьбы с цыганской своей пестротой.

Я строю дыханье – я вникнуть едва успеваю
В прохожего речь, и обрывком величья она
Доносится следом. Я каждым отдельно бываю.
Заслуги деревьев на мне – и умерших вина.

А возрастов смена – тиха, как звоночек трамвая,
А старость колдует, к секундам сводя времена,
И Лестница Иакова, Млеющий путь задевая,
В бушующий город безвыходно вкоренена.

Война разразилась – и снова сменяется пеньем,
А зори над жизнью мелькают, подобно ножу,
И души идут в темноте по гранитным ступеням...
Я в город спускаюсь. – Я к небу в слезах восхожу.