Остаток этого дня мы провели вместе. Симонов пригласил меня поужинать, а затем пойти на просмотр какого-то интересного фильма в кинозале расположенного недалеко от Красной Пахры научного института.
В 70-е годы в Советском Союзе тема Отечественной войны стала основной темой всей нашей идеологии и пропаганды. Еще в конце 60-х годов Симонов не раз говорил, что в собственной работе он будет уходить от военной тематики, что его занимают теперь другие вопросы. Но сделать это он так и не смог, ибо и в литературе тема Отечественной войны оставалась главной.
Развитие этого направления – и в истории, и в литературе, и в идеологии – происходило не за счет углубления. Наоборот, книги о войне становились все более поверхностными.
Симонов работал много. Он участвовал в создании нескольких новых фильмов, сумел издать часть своих военных дневников. Однако прежнего подъема и удовлетворения работой уже не было. Симонов часто болел. Мы встречались только случайно. Помню, как на похоронах Александра Бека в конце 1972 года Симонов, увидев меня, решительно пересек зал Дома литераторов, где проходила панихида, поздоровался за руку и тихо стал расспрашивать, как идет моя жизнь и работа. Еще года через два-три, увидев меня на улице в Красной Пахре, Симонов остановился, отвел меня к изгороди своего дома и долго расспрашивал, главным образом о Жоресе, который в 1973 году выехал в научную командировку в Англию, а через несколько месяцев был лишен советского гражданства и остался жить и работать за границей. Мы беседовали около часа, я рассказал ему и о своих новых книгах, и о тех, что уже вышли в свет за границей. Было видно, что некоторые из моих новых работ Симонову интересны, но он не просил дать ему для чтения русские рукописи, а я не предлагал сам, следуя твердому правилу ничего никому не навязывать, но и не отказывать в просьбах.
В 1979 году я с большим огорчением узнал о преждевременной смерти Симонова. Я всегда относился к Симонову с уважением, но мне было жаль, что при своей огромной работоспособности, таланте и знаниях он все же не сделал чего-то главного, что мог сделать только он и никто другой. Лишь через несколько лет я узнал, что весной 1979 года в подмосковной больнице Симонов начал диктовать своему литературному секретарю Нине Павловне Гордон новую большую работу о Сталине. Он хотел рассказать теперь все, что он знал или думал о Сталине в разные годы жизни, а также о том, что мы называем теперь «сталинизмом». Симонов торопился, не заботясь уже о литературной форме, но не успел довести эту работу до конца. Рукопись составила около трехсот страниц машинописного текста.
Симонов писал о своей жизни и работе, а также о размышлениях, не придерживаясь строгой хронологии. Он рассказывал о многих писателях, о политических деятелях, но главным образом о Сталине. Еще на XIX съезде КПСС Константин Симонов был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, присутствовал на последнем Пленуме ЦК КПСС с участием Сталина и дал теперь весьма точное описание этого Пленума. Симонов подробно рассказывал об участии Сталина в литературных делах и в работе Комитета по Сталинским премиям, об отношении Сталина к отдельным писателям, о беседах со Сталиным. Смерть оборвала эту работу на одной из самых важных для Симонова проблем – Сталин и Отечественная война. Я знал об этих записях Симонова, но смог их прочесть только весной 1988 года в журнале «Знамя». Публикация была подготовлена Лазарем Лазаревым, она называлась «Глазами человека моего поколения» и имела подзаголовок: «Размышления о И. В. Сталине».
Еще через полгода вышла в свет и одноименная книга, но с добавлением многих материалов из архива Симонова, главным образом об Отечественной войне. Здесь были записи бесед с Жуковым, И. Коневым, с адмиралом И. Исаковым, маршалом А. Василевским. Книга Симонова поступила в продажу в январе 1989 года. Однако несмотря на тираж в четыреста тысяч экземпляров она была почти не замечена в огромном потоке литературы, который буквально обрушился на наши головы в 1988–1990 годах.
1989, 2001
Рой Медведев Три встречи с Ильей Эренбургом
Я познакомился с Ильей Григорьевичем Эренбургом в конце 1965 года. Это произошло благодаря стечению обстоятельств. Еще с осени 1963 года у меня сложились дружеские и доверительные отношения с Евгенией Семеновной Гинзбург, автором замечательных художественных мемуаров «Крутой маршрут». До 1967 года рукопись этой книги ходила в списках и быстро распространялась в потоках Самиздата. После того как Евгения Гинзбург получила небольшую квартиру в Москве – в одном из домов Союза писателей на Красноармейской улице – у нее по вечерам стало собираться весьма пестрое общество друзей из бывших зэка, писателей, поэтов и людей из «окололитературного мира», но в самом хорошем толковании этого понятия. Евгения Гинзбург отличалась не только умом и талантом, но и терпимостью, а также умением почти безошибочно отличать плохое от хорошего и фальшивое от настоящего – и в литературе, и в жизни.