Выбрать главу

 Таковы были психологические настроения интеллигенции к июлю 1921 г. Среди нее были, конечно, группы людей, совершенно "непримиримых", считающих всякое прикосновение к советской власти или ее аппарату нарушением святости интеллигентского credo. Таких непримиримых было немного: редкие люди имели возможность -- физическую даже возможность -- "не прикасаться" к советской власти, не служить, не входить с ней ни в какие деловые отношения. Таких счастливцев, живших в каких-то своих скитах или вотчинах было немного. Но немного было и "соглашателей", стремившихся так "приспособить" свое поведение, чтобы "заслужить" доверие хозяина и ассимилироваться с его агентами во всех областях. Громадное большинство интеллигенции на это не пошло; оно осталось на позиции соглашения двух сторон на узко деловой почве. Такая позиция невыгодна обеим сторонам и указывает на глубокую болезнь всей жизни страны: власть не находит искренней и добровольной поддержки интеллигенции в своей политике, что, несомненно, умаляет ее внутренний и в особенности международный престиж, а интеллигенция чувствует себя по-прежнему пленником во враждебном лагере и потому не может развернуть всех своих духовных возможностей.

 В такой обстановке и при таком расположении сил пришлось действовать Комитету в 1921 г. Эта обстановка определила его строение, она же обусловила и его быструю гибель. Естественно возникает вопрос: но разве деятели Комитета были в 1921 г. столь наивны, что этой обстановки не осознавали? Или наивность их заходила еще дальше и они -- перед лицом всенародного бедствия -- надеялись на перерождение советской власти? На эти вопросы следует ответить совершенно определенно: нет, такой наивности ни у кого из членов Комитета не было. А почему они все же взялись за это дело, и как оно развивалось конкретно -- речь впереди.

 

Идея Комитета

 В конце июня 1921 г. в Москву приехали из Саратова проф. А. А. Рыбников и кооператор М. И. Куховаренко. Достаточно было один раз поговорить с ними, чтобы почувствовать весь ужас надвинувшегося на восток России колоссального народного бедствия. Многие из старых общественников еще помнили такие же ужасы 1891 г. и сами участвовали в смягчении их. Но тогда ведь вся остальная Россия была еще крепка и достаточно богата, чтобы своими силами помочь выжженным солнцем голодным районам. В 1921 г. бедствие было тем безысходнее, что и вся остальная Россия была на краю голода. Это обстоятельство имело для инициаторов Комитета решающее значение: было совершенно очевидно, что помощь может прийти лишь извне, из-за границы. Было ясно и другое: на зов самой советской власти заграница не откликнется, -- блокада советской страны тогда еще не сдана была в архив. Все поэтому чувствовали, что что-то надо сделать именно общественникам, людям, которым поверят, голос которых услышат. Сделать, -- но что? Что могут сделать все эти люди, резко отодвинутые от всякого общественного дела, запуганные террором, разочарованные неудачами революции и подавленные своей собственной беспомощностью? Надо было -- как всегда -- думать коллективно.