Это коллективное мнение было сообщено тогда А. М. Горькому для передачи Ленину. Так как оно было выражено совершенно откровенно, то многие ждали за такую дерзость -- нежелание разговаривать с всемогущим красным диктатором -- репрессий. Их не последовало, хотя о собраниях и о составе их не могли не знать.
К весне 1921 г. положение несколько изменилось.
15-го марта этого года был объявлен нэп. По обычной склонности россиян к "бессмысленным мечтаниям" за этим экономическим отступлением ждали перемен и в области общественно-политической. Отчасти эти перемены и наступили. Наркомзем повестками пригласил так называемых старых кооператоров на особое заседание для обсуждения положения кооперации. Опять зашевелились: идти или не идти? На этот раз кооператоры единогласно решили: идти. Это собрание прошло дружно и общественно корректно, если не считать грубого и глупого выступления коммуниста Сосновского (неизвестно каким боком к кооперации принадлежащего). Все другие коммунисты, особенно представители Наркомзема, ничем не нарушили делового характера собрания, результатом которого была впоследствии выработка декрета о кооперации, значительно раскрепостившего ее работу.
Следующий шаг "навстречу общественности" был менее удачен. Ленин снова повторил свое желание встретиться со старыми общественниками на этот раз не через А. М. Горького, а через В. М. Свердлова (партийный деятель брат Я. М. Свердлова. -- О. В.) предложил устроить банкет (апрель 1921 г.), на котором собрались бы, с одной стороны, представители русской интеллигенции, с другой -- представители советской власти. Предполагалось, что на этом банкете выступит Ленин или его заместитель. Так же, как и А. М. Горький, Свердлов просил дать ответ. И на этот раз обсуждение вопроса о банкете, о встрече, привело к иному решению: не только левые общественники, но и представители к-д. партии решили, что банкет -- после знаменитой речи Ленина 15-го марта-- вполне своевременен. В этом смысле и дан был ответ Свердлову. Дан был и список участников банкета. Банкет, однако, не состоялся... Со стороны общественников потребовалось действие, на которое они не согласились. По предложению и плану того же В. М. Свердлова в Политехническом музее должно было состояться открытое собрание, на котором должны были выступить коммунисты с объяснением причин, побудивших их к "передышке", -- к введению нэпа, и общественники, "горячо приветствующие это изменение политики". Было совершенно ясно, что это выступление инсценируется "для Европы" и что радио разнесет весть: такие-то приветствуют политику советской власти. В сущности, к 1921 г. настроение многих общественников было таково, что они не затруднились бы приветствовать советскую власть за правильные шаги в ее общей политике. Затрудняло не "приветствие", а его необоснованность, -- это заверение в том, что еще не получило осуществления и что должно было осуществляться опять-таки руками одних коммунистов. С этим "заверением" перед Европой дело обстоит плохо и до сих пор. Выделилось несколько имен из деятелей науки (их можно перечесть по пальцам), из области хозяйства, заверяющих Европу и русское население в благополучии русской науки, для которой "так много сделал Ленин и советская власть", -- в успехах хозяйства, кооперации или земледелия. И все отлично знают, что не надо читать подписей под такого рода рекламами: они подписаны неизменно или академиком Ольденбургом, или Ферсманом или проф. Ипатьевым и еще пятью шестью именами этого рода. Новых имен не появляется и до сих пор, -- так прочно установились отношения между хозяевами жизни и гражданами второго сорта, -- интеллигентами... Попытка советской власти установить режим старо-крепостной эпохи, -- мы даем вам работу и жизнь, а вы должны это помнить и ценить, -- не привели к цели: работу интеллигенция соглашается выполнять честно, без саботажа первых лет, -- но душу свою не выворачивает, не оскверняет лестью и не свидетельствует по приказу о том, о чем свидетельствовать не хочет и не может. Вот и тогда, в апреле 1921 г., будущие участники банкета отказались свидетельствовать о ценности еще не испытанного нэпа и о движении советской власти по пути раскрепощения жизни. А ведь только это свидетельство и могло бы быть ценно для Европы, ждущей завершения гражданской войны на русской территории и в отношениях власти к населению. Свидетельствовать отказались, а советская власть отказалась от банкета: какой смысл разговора с людьми, не признающими формулы: "мы -- наши, а вы -- наши?".