X.
Сомс, герой известного романа Голсуорси, глава богатой английской семьи, после окончания мировой войны долго колебался, какую следует теперь носить шляпу: демократический „котелок‟ или же цилиндр, как в лучшие времена. И только когда выяснился провал всеобщей забастовки 1921 года, колебания старого англичанина рассеялись — он с полной уверенностью снова надел цилиндр: социальной революции больше опасаться не приходилось.
Приблизительно в таком же положении была и вся Англия в ту пору (декабрь 1918 г.), когда наша делегация приехала в Лондон. После выборов, закончившихся полной победой Ллойд Джорджа, руки инстинктивно потянулись к цилиндрам — и в прямом, и в переносном смысле. Но полной уверенности в прочности старого порядка ни у кого тогда не было. Не было прочной уверенности и ни в чем другом.
Помню, на одном из приемов, устроенных в честь делегации, была высказана и такая мысль: „Кто знает, быть может, недалек тот час, когда Ллойд Джорджу придется бежать в Южную Россию в поисках убежища у генерала Деникина!..‟ Мысль была неожиданная и по тем временам, однако принадлежала она человеку с именем, да и в аудитории смеха не вызвала.
На ресторанных пиршествах наступает неприятный момент, когда ужин съеден, вино выпито, дружеские излияния надоели. Люди ждут появления метрдотеля со стыдливо сложенным вдвое листиком счета на тарелке. Нечто в этом роде наступило тогда и в Англии. Первое опьянение победой прошло. В заверениях междусоюзной дружбы вдруг проскользнули неожиданные неприятные нотки. Статистики уже готовили счет — счет в истории невиданный и неслыханный{13}. Он составлял девять с половиной миллиардов фунтов — более триллиона нынешних франков. Один из составителей счета поставил прямой и мрачный вопрос: „Стоило ли?‟ Вопрос был нелепый: тут суждениями экономического характера обойтись было трудно. Но в связи с этим возникали другие вопросы — прежде всего: куда пошли деньги? В Англии военная прибыль облагалась налогом, доходившим до 80 процентов. Тем не менее, бесконечное число новых богачей мозолило всем глаза. Возникали проекты законов (с обратной силой) о полной, стопроцентной конфискации военной прибыли. Но и эти проекты, очевидно, были обречены на неудачу. Капитал, подлежащий обложению налогом, обладает чудесной особенностью: он заключает в себе не сто процентов, а гораздо больше. И те правительства, которые вводят обязательную подачу показаний о доходах под присягой, лишь автоматически обращают в клятвопреступников большинство своих граждан.
В Англии люди, обладающие доходом ниже двухсот пятидесяти фунтов 6 год, составляют 95 процентов населения. По английским понятиям это даже не середняки, а бедняки. Среди них раздражение против Ллойд Джорджа, против власти вообще, против новых богачей, да и против старых росло весьма быстро. Солдатам в течение четырех лет газеты наперебой давали обещания столь же щедрые, сколь неопределенные. Говорилось, что после победы мир заживет по-иному. Победа была достигнута. Мир продолжал жить совершенно как прежде. Только получить работу было труднее.
Собственно, сознательного обмана ни с чьей стороны не было. Было то, что называется демагогией. Это понятие, однако, не так легко поддается точному определению. Доза демагогии в пору войны была несколько больше обычной. Во на то, естественно, и война.
На смену демагогии войны теперь шла демагогия мира. Она тоже вызывала чрезвычайное раздражение в англосаксонских странах. Один из британских публицистов выразил его резкой фразой: „Нам надоело вращаться между беспринципным умом Ллойд Джорджа и строго принципиальной глупостью Вильсона‟. Начинался сказочный послевоенный рост английской рабочей партии. Намечался постепенный сдвиг и в ней самой. Уже тогда знатоки предсказывали, что скоро у власти, впервые в великобританской истории, могут оказаться социалисты. Назывались и имена рабочих кандидатов в премьеры. Их было трое: Гендерсон, Клайнс и Томас. Имени Рамсея Макдональда не называл никто.
13
Трехлетняя война 1812—1815 гг. стоила России 155 миллионов рублей. В пору мировой войны эта сумма уходила в три дня.