Некоторое время мы ехали молча. Потом я остановил машину под деревом и упал лбом на баранку.
— Черт! — простонал я. — Словно в дерьме весь обмазался! — Норман только застонал в ответ, и я продолжал: — Нет, вы когда-нибудь видели такую операцию? Солома, грязь, содержимое рубца в брюшной полости бедолаги! Знаете, о чем я под конец думал? Вспоминал старинный анекдот про хирурга, который забыл шляпу в животе пациента. То же самое, только похуже.
— Угу, — придушенно шепнул студент. — И все по моей вине.
— Вовсе нет, — возразил я. — Я сам натворил бог знает чего и начал сваливать на вас, потому что был в панике. Я наорал на вас и должен извиниться.
— Да что вы! Право же… мне…
— В любом случае, Норман, — перебил я, — от души вас благодарю. Вы мне очень помогли. Работали как одержимый, и без вас у меня вообще ничего бы не получилось. Давайте-ка выпьем пивка.
Мы удалились в тихий уголок деревенского трактира, озаренный косыми лучами заходящего солнца, и припали к нашим кружкам. Мы оба совсем вымотались, и нас мучила жажда.
Первым молчание нарушил Норман.
— Как вам кажется, есть у коровы шанс выкарабкаться?
Я уставился на свои порезанные, исколотые пальцы.
— Нет, Норман. Перитонита не избежать. А к тому же, почти наверное, в матке осталась порядочная дыра. — И я хлопнул себя по лбу, прогоняя мучительное воспоминание.
Никаких сомнений, что больше Беллу живой я не увижу, быть не могло, но болезненное любопытство погнало меня утром к телефону. Протянула она хоть сколько? Или нет?
Гудки в трубке раздавались невыносимо долго, но наконец мистер Бушелл подошел к телефону.
— А, мистер Хэрриот? Белла? Да, встала и начала есть. — В голосе у него не слышалось ни малейшего удивления.
Миновало несколько секунд, прежде чем до меня дошел смысл его слов.
— А как она выглядит? Понурой? Тревожной?
— Да нет. Бодрая такая. Полную кормушку сена очистила, а я с нее надоил два галлона.
Будто сквозь сон я услышал его вопрос:
— А когда вы приедете швы снимать?
— Швы?.. Ах, да! — Я с трудом взял себя в руки. — Через две недели, мистер Бушелл. Через две недели.
После ужасов нашего первого визита на ферму я был рад, что Норман сопровождал меня, когда я приехал туда снимать швы. Рубец выглядел совершенно нормально, и, пока я щелкал ножницами, Белла продолжала безмятежно жевать жвачку. В соседнем стойле прыгал и брыкался теленок. Но я не удержался и спросил:
— И по ней ничего видно не было, мистер Бушелл?
— Да нет. — Фермер покачал головой. — Такая же была, как всегда. Не хуже и не лучше. Словно бы и не ее резали.
Вот так я провел мое первое кесарево сечение. С течением времени Белла принесла еще восемь телят без всяких осложнений и посторонней помощи. Чудо, в которое мне и сейчас трудно поверить.
Но тогда мы с Норманом, естественно, этого знать не могли. И ликовали просто от огромного облегчения, на которое не смели и надеяться.
Когда мы выехали за ворота, я покосился на улыбающееся лицо студента.
— Ну вот, Норман, — сказал я. — Теперь вы знаете, что такое ветеринарная практика. Жутких переживаний хватает, но зато вас ждут и чудесные сюрпризы. Я много раз слышал, что брюшина у коров не легко поддается инфекции, и, слава богу, убедился теперь в этом на опыте.
— Нет, это просто волшебство какое-то, — пробормотал он задумчиво. — Не знаю, как выразить, что я чувствую. В голову так и лезут цитаты вроде: «Пока есть жизнь, есть и надежда».
— Совершенно верно, — ответил я. — Джон Гей, э? «Больной и ангел»?
Норман захлопал в ладоши.
— Отлично.
— Ну-ка, ну-ка… — Я на секунду задумался. — А вот, например: «То славная была победа».
— В точку! Роберт Саути, «Бленхеймская битва».
Я кивнул:
— Она самая.
— Ну а это: «В крапиве опасности мы рвем цветок спасенья».
— Великолепно! — отозвался я. — Шекспир, «Генрих Пятый».
— А вот и нет. «Генрих Четвертый».
Я хотел было заспорить, но Норман предостерегающе поднял ладонь:
— И не возражайте. Я прав. На этот раз я действительно знаю, о чем говорю.
Более 800 лет, с тех пор как Генрих I даровал на нее разрешение, проводилась лигепская конская ярмарка у перекрестка старинных трактов под Лидсом. Теперь она проводится в день Св. Варфоломея (24 августа) и 17 сентября, но вплоть до XVIII века торговля шла все три недели между этими датами. Она все еще остается популярной конской ярмаркой в Йоркшире. Пока лошади были главным транспортным средством, барышники пригоняли своих лошадей на место ярмарки за несколько дней до ее начала. Среди барышников обычно было много цыган, которые занимались и занимаются выращиванием лошадей на продажу.