На фоне грандиозных событий последнего времени промелькнуло сообщение о том, что американцы сбросили атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки. Еще сопротивлявшаяся до этого Япония мгновенно приняла решение о капитуляции. Я не помню, чтобы это событие особенно сильно взволновало родителей. Атомная бомба казалась каким-то страшным, но непонятным оружием. Трудно было себе представить количество человеческих жертв, уровень разрушений и тех страданий, которые явились следствием этой американской акции. Особенно непонятной была ее цель, поскольку война уже практически заканчивалась. И конечно, невозможно было предсказать ее политические последствия, определившие ситуацию в мире на десятки лет вперед. Я не думал тогда, что почти через пятьдесят лет судьба занесет меня на пару дней в Хиросиму и я увижу грандиозный мемориал, сооруженный японцами в районе падения атомной бомбы.
Летом 1946 года мама, проявив свойственную ей активность, договорилась с преподавателем детской музыкальной школы Свердловского района Москвы Семеном Ильичем Безродным о частных уроках по скрипке. Семен Ильич был замечательным, хотя очень нервным и раздражительным, педагогом. Уровень его требований к постановке рук, к чистоте интонации, к способам извлечения звука, к распределению смычка был чрезвычайно высок. Наверное, сказался опыт воспитания собственного сына, известного советского скрипача Игоря Безродного. Помню частые поездки с мамой из Ильинки в Москву на уроки Семена Ильича, когда после трехчасового путешествия сначала пешком до станции, затем в электричке, битком заполнявшейся на станции Малаховка, где в то время располагалась знаменитая московская барахолка, мы, уставшие, попадали на Пушкинскую площадь, в чистенький класс детской музыкальной школы. Семена Ильича, как правило, еще не было. Он появлялся всегда с опозданием, весь обвешанный какими-то сумками и авоськами, озабоченный и нервный. Жил он с семьей, как и мы, где-то в Подмосковье, и тяжесть добывания продуктов ложилась на его плечи. Я никогда не забуду его жестких уроков с криком, с выбиванием смычка из моих несчастных рук, с мамой, которая для смягчения ситуации угощала Семена Ильича собственной малиной, специально для этого случая привезенной из Ильинки.
Но зато какое счастье наступало для меня после таких уроков, когда мы с мамой садились на трамвай и ехали в Столешников переулок (в то время один из номеров трамвая после Пушкинской площади поворачивал на Пушкинскую улицу), в кафе-закусочную, где заместителем директора работал мой дедушка Муля. С доброй и счастливой улыбкой он обычно встречал нас уже у входа в кафе, сажал за столик, покрытый белоснежной скатертью, и просил кого-нибудь из официантов обслужить нас. Нам подавали бутылочку настоящего «Ситро», еще шипящую в сковороде яичницу-глазунью и давно забытую, но желанную французскую булку. Дедушка тоже очень любил эти визиты.
За три месяца занятий Семен Ильич Безродный смог подготовить меня сразу к третьему классу музыкальной школы, хотя еще и были проблемы с сольфеджио и прочими музыкальными предметами. К тому времени я уже играл папин репертуар – концерты Ридинга и Зейтца, о чем так мечтал отец. Но к себе в класс Семен Ильич меня не взял. Для него я был переростком. Действительно, двенадцатилетнему ученику третьего класса трудно было рассчитывать на карьеру скрипача. Я очень благодарен родителям за то, что они не отступили, не оставили идею продолжения моего музыкального образования. Уже тогда во мне проснулось желание постичь вершины скрипичного мастерства, проснулась любовь к музыке, а я, наверное, был музыкальным ребенком...
Помню долгие зимние вечера в Ильинке, когда я с нетерпением ожидал начала трансляции концерта Краснознаменного ансамбля или концерта Хора русской песни под руководством А.В.Свешникова. Прильнув к радиоприемнику СИ-235, возвращенному нам после его изъятия во время войны, я, затаив дыхание, слушал любимые песни «Вечерний звон» в исполнении Георгия Виноградова, «Друзья-однополчане» в исполнении дяди Вити, хулигански веселую песню с припевом: «Десять лет мужа нет, а Марина родит сына. Чудеса, чудеса, славный малый родился», исполнявшуюся Владимиром Бунчиковым. Но особенно я почему-то любил пение а капелла, то есть без сопровождения оркестра. И в этом смысле для меня высшим наслаждением было слушать чистое и удивительно стройное звучание хора под руководством А.В.Свешникова. Очень любил я русские песни в исполнении С.Я.Лемешева, М.Д.Михайлова, Н.А.Обуховой. Что касается инструментальной музыки, то я не помню, чтобы в этом возрасте она производила на меня столь же сильное впечатление, как и вокальное искусство. Все, конечно, менялось по мере карабканья к невысоким вершинам скрипичного мастерства.