На Пасху к тете Жене приезжала и ее младшая сестра Ольга Ивановна со своим семейством. Она была полной противоположностью старшей сестре. Высокая, плотного сложения и с недобрым взглядом, она с детства вызывала у меня интуитивное чувство неприязни. Будучи замужем за солистом-тенором Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии Виктором Ивановичем Никитиным, в исполнении которого песни «Калинка-малинка» и «Друзья-однополчане» обошли в дальнейшем почти весь мир, она на моей памяти всегда жила в той роскоши, которую обычно обеспечивало Советское государство воспевающей его творческой элите. Я не любил бывать в их доме, где царил культ вещей, где необходимо было переодевать обувь, где нельзя было даже дотронуться до отполированной до блеска мебели. Как и ее сестра, тетя Оля профессионально работала в музыке, окончив хормейстерское отделение Московской консерватории. После войны она была главным хормейстером Хора трудовых резервов, в котором концертмейстером работала тетя Женя. Но какой же разительный контраст представляли собой две родные сестры и в музыкальной сфере! Обладая чрезвычайным честолюбием, напористостью в достижении цели и хорошей выучкой, тетя Оля несомненно могла добиваться определенных успехов в своей работе как ремесленник-профессионал. Но к музыке она, как мне кажется, не имела особого пристрастия. Единственной ее страстью с детства был мой отец, ее младший брат. Она его очень любила, а в школьные годы осталась даже на второй год, чтобы учиться с ним в одном классе.
Несмотря на мою нелюбовь к тете Оле, я всегда с нетерпением ждал появления Никитиных в Сокольниках. Вместе с ними приезжала и моя двоюродная сестра Мила. Она была на полтора года старше меня, и с ней было очень интересно. Бабуся (так звал я свою бабушку Анну Александровну) пекла изумительные куличи, равных которым по своим вкусовым качествам и по внешней красоте я не встречал больше никогда в жизни. Для каждого она пекла еще индивидуальные куличи разного размера. Самый большой всегда предназначался моему дедушке Ивану Матвеевичу, которого мы с Милой звали "папой Ваней", а самые маленькие – нам с Милой. Бабуся вообще была замечательной кулинаркой. До сих пор лучшими блинами, которые я когда-либо пробовал в своей жизни, мне кажутся бабусины блины. Тонкие, большие, во всю сковороду, со слегка поджаренной корочкой и каким-то необыкновенно аппетитным ароматом, они чаще всего и в больших количествах подавались на праздник Масленицы. Удавались бабусе и щи, которые она мастерски варила в русской печке, топившейся в комнате тети Жени.
Мне кажется, что бабуся относилась ко мне довольно прохладно, поскольку почти всю свою жизнь она посвятила семье Никитиных и особенно моей двоюродной сестре Миле. Интересно, что в памяти не осталось воспоминаний о совместной жизни бабуси и папы Вани. Бабуся всегда жила в семье Никитиных, а дедушка жил отдельно от всех. Он как-то сказал мне, что один из основных его жизненных принципов заключается в том, чтобы не мешать своим детям жить. Я всю свою жизнь пытаюсь следовать этому мудрому принципу. Однако, анализируя прошлое, никак не могу понять, каким образом и почему бабуся с папой Ваней были разделены. Ведь в момент моего рождения им пошел только пятый десяток. Что это? Отсутствие любви? Фанатичная преданность бабуси своей внучке? Независимый и гордый характер папы Вани? На эти вопросы мне уже никогда не удастся получить достоверные ответы. Но на семейных торжествах папа Ваня всегда занимал самое почетное место, а бабуся уделяла ему особое внимание. Чувствовалось, что в семье он очень уважаемый человек, к его мнению прислушивались, а в случавшихся иногда с ним вспышках гнева побаивались. Ко мне папа Ваня относился внешне сдержанно, всегда серьезно, без какого-либо сюсюканья, которым обычно грешат взрослые по отношению к детям, но интуитивно я ощущал в нем внутреннюю теплоту к себе. Я чувствовал силу его характера, чувствовал какую-то особую почтительность к нему в семье Барановых. Папа Ваня был глубоко верующим человеком, и именно он впервые познакомил меня с церковью, когда в один из Пасхальных дней взял меня за руку, и мы пошли в большую церковь около метро «Сокольники», где в это время проходила праздничная служба. Шел 1939 год.