— Акила — настоящий мужик, а? — интересуется тощий Шломо.
— Лев, — смеётся Лея.
— Ну что, лев ночью безумствовал? — спрашивает Шломо.
— Бушевал не то слово, — говорит Яфа-коротышка из дома напротив.
— Было слышно? — смеётся хромая Лея.
— Слышно не то слово, — говорит Яфа-коротышка, — просыпаюсь ночью, все трясется, все гремит. Перепугалась до смерти! Ялла, Давид, — говорю, — вставай, землетрясение. С трудом очухался, смотрит на меня как на сумасшедшую, — какое землетрясение, это Акила выпускает на волю пять лет тюрьмы.
Туда-сюда, возвращаются Яков и Симон с пластиковыми коробками, набитыми горячими шашлыками, бараньими ребрышками, куриными сердечками, и индюшачьими ножками. Брат Шломо Акилы тащит холодное пиво и пару бутылок покрепче. Что тут скажешь, хавчик что надо.
Проспер опять смотрит на часы:
— Ялла, банда, если хотите посмотреть на Котель надо поднимать задницы и двигать.
— С какой стати вы сейчас нас бросите, так хорошо сидим, останьтесь только на кофе.
— Ауз билла! - негодует Проспер, — мы уже третий год не можем доехать до Котеля, сегодня доедем, пусть хоть мир перевернется.
— Жалко конечно, — говорит Акила, — скоро должен зайти Морис с проектором, я притащил из Германии классную порнушку. Я вас уверяю, что такого вы еще не видели.
Стоит только сказать Просперу порнушка — и он твой, просто помешан на ней.
Около часу ночи возвращаются в Яффо. Идут пропустить две последних у грека.
— Валла, — говорит Йосеф, — такого кайфового дня не припомню давно.
— Что верно, то верно, — говорит Проспер, — позор, что так и не добрались до «Котеля».
— Да, стыдно, — все соглашаются.
— Едем завтра с утра.
— 100 процентов.
— 9.00 ровно.
— И никакого балагана по дороге, ни Акила и ни батих[28], прямо в Иерусалим, заметано?
— Заметано.
Слово яфской команды — это слово яфской команды, не успело еще радио пропищать начало девятичасовых новостей, все в
полном составе в тачке Йосефа. Закуривают.
— Сегодня, наконец, будем у Котеля, — объявляет Проспер.
— Нечего говорить, будем.
Как только радио пищит начало девятичасовых новостей, выжимают сцепление и газуют. Погода ништяк, небо синее оригиналь[29], солнце желтое, как физиономия американца с коробки. Новости дерьмо, как обычно. Правда потом, эти на радио, врубают понтовую музыку, пластинку облизать. Только подъехали к повороту на Бейт Даган, Йосеф говорит:
— Я думаю надо зайти к Акиле на пять минут.
— Ни тебе Акилы, ни текилы, — отрезает Проспер, — сегодня будем у Котеля.
— Мне-то плевать, скажешь прямо, едем прямо, но что о нас люди скажут? Скажут, ну и дерьмо эти из Яффо, посидели до полуночи, пожрали, попили, посмотрели отличное кино, и исчезли. Не зайдут спасибо сказать.
— Валла, а Йосеф-то прав, — отмечает Бен Сасон, — жрали двумя руками, пили как леченые, а куда подевалась элементарная вежливость? Заедем на минутку, скажем спасибо и сахтен[30], не выходя из машины.
Все смотрят на Проспера, ждут, что скажет.
— Тэйб[31], - соглашается он, наконец, — остановимся на минуту, мотор не глушим, окажем почтение и едем дальше.
— 100 процентов, — все согласны.
На повороте Йосеф берет влево. Через 2 минуты останавливаются у дома хромой Леи, которая уже не такая хромая, только страшно отолстела. Все говорят, это из-за лекарств, что принимала после аварии с полицией. Только останавливаются, видят, что в доме уже полно народу, и ребята из Пардес Кац тоже там.
Акила выходит наружу, говорит:
- Какие люди, как раз к завтраку, давайте глушите и заходите. Посмотрите, какую жратву привезли мне ребята из Пардес-Каца.
И правда, во дворе стоит большой стол, человек на 20, и на столе полно мисок, булочек и бутылок.
— Ялла, — говорит Акила, — все пять лет во Франкфурте мне снился такой завтрак.
Можете говорить о пардес-кацских что хотите, и что слово не держат, и что сердца каменные, ни грамма жалости. Отборное дерьмо. Но уж если затевают что-нибудь, то затевают "лардж". И сейчас зашли поздравить Акилу, притащили грузовик еды.
Лучшие на рынке овощи, теплые булочки, только из печи. Крашеные крутые яйца, кастрюлю хаша[32], и лабане[33] из Старого Города, португальские сардины оригиналь, венгерские колбаски, тоже оригиналь, те, что посыпаны белой пудрой. Пикули уже говорили?
— Валла — говорит Йосеф, — приведите доктора, я сейчас помру.
— Что с тобой, ты? — смотрит на него Проспер.