И стоит так. С белой пенной маской вместо лица.
Старуха с веником и совком. Комната Алексея. Он стоит у окна. Шторы закрыты. Он как будто смотрит сквозь шторы и окно, на мир. И что-то видит.
— Ты их жалеешь, — говорит Старуха, — а они передрались… И поделом им… Тебя-то кто из них пожалел когда-нибудь?.. Хоть раз, ради смеха?
Подходит к шкафу и осторожно засовывает туда швабру. В ее движении явная опаска. Но там на этот раз капкана нет.
Алексей у окна. Старуха убирается и говорит:
— Вчера, возвращалась с похорон, так мне какой-то здоровенный битюг отдавил в трамвае ногу. Наступил пудовым каблуком и стоит. Как будто так и надо… Я его в бок, — еле заметил. А потом говорит: «извините»… Это что ж извиняться?! За что?.. За то, что у меня теперь синяк на месяц? Мог и кость переломать, я бы тогда полгода в больнице провалялась. У меня по старости ничего не срастается… И за все: извините.
— Купите мне цветы, — перебивает ее Алексей. Он поворачивается к ней, он думал о чем-то и вот сейчас нашел ответ, на мучивший его вопрос.
Старуха смотрит на ногу в тапочках.
— Чего тебе?
— У меня есть деньги… Мне нужно много цветов, целая корзина… Мы завтра все соберемся вместе, вечером. Все: Мама, Зоя, Виктор, дети, вы, Заказчица.
— Праздник что ли какой?
— Да… — соглашается Алексей. — Большой праздник.
— Рождение твое?
— Может быть, может быть, — соглашается с ней Алексей, и видно, что он уже поверил Старухиному предположению.
— Тогда, что ж… Куплю… Только хочу сказать, ты уж прости меня, старуху, если не понравится. На рождение свое нужно приглашать тех, кого хочешь видеть.
Хороших людей… Я так, тебе решать, я твою просьбу выполню.
Алексей улыбается:
— Я приглашаю тех, кого хочу… Я вас всех люблю.
У Старухи от неожиданности падает из рук веник. Она приседает смешно и делает руки в боки.
— Это ж когда ты всех нас успел полюбить!.. Не сегодня ли утром!.. И за что же этакое ты всех нас возлюбил?!. С ума сойти… — делает страшное лицо и таинственным шепотом спрашивает: — Не за это ли самое?
— Так трудно, — говорит Алексей, продолжая какую-то ему одному ведомую мысль, он и со Старухой говорит и не с ней: — так трудно создавать зеркала. Чтобы люди в них могли видеть себя.
— Тебе видней, — соглашается Старуха, — но смотрелки у тебя получаются хорошие… Не хочется отходить.
— Я вам подарю одно, завтра… Чтобы создать зеркало, нужно полюбить того, кто будет смотреть в него.
— Чего, чего?.. — нарочито, но искренне возмущается Старуха. — И меня тоже, выходит, полюбить?
— Конечно.
Старуха снова становится в позу, на лице ее гнев.
— Во мне-то что хорошего? — грозно говорит она.
— В каждом человеке есть то, за что его можно любить… Больше, чем себя.
— И во мне?
— Вот-вот, — как-то светло говорит Алексей, словно бы уже не Старухе, — вот она, твоя дорога… дорога к тебе, я увидел ее… какая бездна смысла… как озарил тебя Бог страданием… как я люблю твой свет…
Он словно бы идет по дороге, о которой только что говорит. Отходит от окна и садится на диван. Смотрит на Старуху, не видя ее, и закрывает лицо руками.
Старуха несколько ошарашена, подбирает упавший веник и осторожно подходит к нему. Оглядывается на дверь, Нет ли кого там, не подслушивает ли кто. И тихим голосом, будто открывая ужасную тайну, говорит Алексею:
— Бедненький… Я похороню тебя.
Снова оглядывается, подходит к двери и плотно прикрывает ее. Шаг ее в тапочках осторожен и неслышен.
— Когда ты умрешь, я похороню тебя… Тебе будет хорошо на кладбище. Там всегда лето, всегда цветы и поют птицы. Ты будешь лежать под деревом, оно опустит над тобой ветви. Тебе будет покойно… Я стану приходить к тебе, поправлять могилку, сидеть рядом с тобой… Тебе будет лучше всех, потому что я буду думать о тебе.
Алексей поднимает голову. Он светел и улыбчив.
— Господи, — говорит Старуха, — какую же тяжесть ты взвалил на себя.
Утро. Кухня. Алексей ест яичницу с колбасой, Мать напротив пьет кофе.
— Ты стал зарабатывать зеркалами… Никогда бы не подумала, что это твое увлечение сможет принести хоть какую пользу… Возьми соус, с ним гораздо вкусней.
Мать тянется к холодильнику и достает из него банку с томатным соусом… Пододвигает ему, так что банка оказывается рядом с его тарелкой. Алексей не может не заметить ее.
— Не хочу.
— Это так полезно… Ты давно не играл на скрипке. Я советую тебе делать это хоть раз в неделю, хоть по пятнадцать минут, чтобы не отвыкла рука.