— О, нет. Шум был громче, значительно громче.
— И у твоей матери ничего не было в руках, когда она вышла из спальни?
— Нет, у нее ничего не было.
— Хорошо. Посмотрим, что можно сделать. Ты можешь вернуться в класс.
— Благодарю вас. Благодарю за то, что вы мне помогаете.
Детектив улыбнулся.
— Это мой долг. Как правильно ты заметила.
— Вы бы все равно занялись этим делом, мистер Левин. Вы очень хороший человек. Как мой отчим.
Левин приложил к своей груди ладонь, накрыв сердце.
— Возможно. В некотором отношении… А теперь иди в класс. О, нет. Подожди. На всякий случай возьми вот это.
Девочка молча стояла, пока Левин вынул шариковую ручку, оторвал от лежащего на столе миссис Пиджеон блокнота чистую страницу и написал на листке два телефона — служебный и домашний. — Если ты почувствуешь, что находишься в любой опасности, я повторяю — в любой, позвони мне немедленно.
— Спасибо. — Она сложила листок вчетверо и спрятала его в карман юбки.
Без четверти четыре после полудня Левин и Кроули встретились снова в их служебном кабинете. Последний только что вернулся со встречи с доктором Шеффилдом. По мнению врача, Ами сочинила всю эту историю, необоснованно обвиняет мать, по-видимому, потому, что смерть отчима тяжело отразилась на нервной системе девочки. Совершенно определенно доктор Шеффилд заявил, что не верит в возможность совершения миссис Уолкер убийства ее мужа и не представляет, по какой причине она могла бы решиться на такой шаг.
Левин и Кроули пообедали в закусочной, что размещалась через улицу напротив их участка, и разошлись, каждый с намерением выявить кого-нибудь, кто видел девочку или ее мать в универсаме в день и во время смерти мистера Уолкера. Они решили, если найдется свидетельство, что кто-то из двоих — дочь или мать — лжет, это свидетельство и явится ключом к разгадке. Левин направился к универсаму, а Кроули — к многоквартирному дому, где жила Ами. До позднего вечера они опрашивали разных людей, задавали свои вопросы, но все безрезультатно.
Кроули уже находился в кабинете, когда Левин вошел, совершенно измотанный от усталости и последними усилиями, потребовавшимися от него, чтобы подняться на второй этаж. Он посмотрел на Кроули и отрицательно покачал головой.
— И у меня ничего. Ничего сколь-нибудь существенного, — ответил напарник.
Левин с трудом снял с себя пальто и повесил его на вешалку.
— Никто не помнит, не видел, не знает. Мы живем в городе незнакомцев, Джек.
— Прошло две недели. В подъезде сидит привратник, но и он не помнит так далеко. Он привык видеть одних и тех же жильцов, входящих и выходящих и, естественно, он не в состоянии даже сказать, кто именно выходил вчера и когда.
Левин посмотрел на стенные часы.
— Девочка должна уже вернуться домой из школы.
— Я хотел бы знать, что они сейчас говорят друг другу. Если бы могли подслушать, мы бы знали куда больше, чем сейчас.
Левин возразил.
— Нет. Виновна мать или нет, обе они говорят одно и то же. Смерть произошла две недели назад. Если миссис Уолкер действительно совершила убийство, она уже уверовала, что это сошло ей с рук. Она будет отрицать, что бы Ами ей не сказала. В тех же самых выражениях, если бы на самом деле была невиновна.
— А что, если она убьет девочку? — спросил Кроули.
— Она не сделает этого. Если Ами исчезнет, или с ней произойдет несчастный случай, или ее убьет кто-нибудь под видом грабителя, мы сразу же заподозрим ее. Она не может себе позволить пойти на такой риск. В случае с мужем все, что от нее требовалось — это обмануть доктора, который склонен верить ей безоговорочно. Кроме того, в любой смерти таится много непредвиденного. На этот раз ей пришлось бы разделаться со здоровым десятилетним ребенком и обмануть двух сотрудников полиции, вовсе не склонных поверить ей в чем-нибудь. — Левин усмехнулся. — Нет, девочка, возможно, теперь в большей безопасности, чем до того, как она явилась к нам. Кто знает, что замышляла ее мать, пока мы ее не предупредили.
— Хорошо. Все это вроде так. Но что нам делать дальше?
— Завтра я хочу осмотреть квартиру Уолкера.
— Но почему бы нам не сделать это сейчас?
— Дадим ей ночь на размышление. Если она не избавилась от какой-нибудь улики за две недели, она, все равно, о ней не вспомнит. Да я и не ожидаю что-нибудь найти. Все, чем мы располагаем, — подтвержденные ничем слова десятилетнего ребенка. И эксгумация трупа ничего не даст, потому что не было орудия убийства. Смерть Уолкера наступила от естественных причин. И будет отнюдь не самым легким делом на свете доказать, что эти причины кем-то умышленно усилены.