Пегги утвердительно ему кивнула.
— И мне тоже не нравится эта ситуация. Как может защитить себя такая маленькая девочка? Женщина, убившая своего мужа, способна также легко убить и своего ребенка. Нет, Аб, эта ситуация мне совсем не нравится.
Левин потянулся за чашкой кофе и отпил из нее.
— Да, ситуация сложная. Но что я могу сделать?
Пегги покачала головой:
— Такая девочка! Такая женщина! А с другой стороны, может быть, все не так. — Она посмотрела на мужа. — А сейчас давай закончим ужинать. Будем думать позже.
В оставшееся за столом время они говорили о другом. Как обычно, после ужина его желание курить усилилось, и Левин ни на чем не мог сосредоточиться. Они смотрели телевизор. Но, даже ложась в постель, он все еще не мог прийти к какому-то решению. Устраиваясь рядом, Пегги внезапно сказала:
— Ты думаешь о ней, о девочке?
— Я буду спать, думая, закурю ли завтра утром сигарету, — ответил он.
— И забьешь гвозди в собственный гроб, — заметила резко жена. Левин покосился на нее и выключил свет.
Они молча лежали в темноте на большой двуспальной постели, с годами провалившейся к середине от их привычки прижиматься во сне друг к другу. В комнате было прохладно, почти холодно, поэтому и на этот раз Левин прижался спиной к телу жены, прежде чем закрыл глаза. Тепло ее тела согревало его, и он постепенно начал засыпать.
Внезапно какой-то звук вырвал его из состояния полусна. Он вздохнул и выдохнул полной грудью и прислушался. За стеной, в другой квартире, плакал ребенок.
«Уйди, уйди с дороги, дай и нам пространство в этом мире, — говорил про себя Левин, подбирая слова под этот детский плач. — Уступи дорогу новой жизни».
«А ведь ребенок прав, — подумал он. — Мы должны заботиться о детях, воспитывать их и в конце концов уступить им дорогу. Да, плачущий ребенок прав».
«Завтра я сделаю что-нибудь для этой маленькой девочки», — решил детектив.
Утром в участке Левин прежде всего поговорил с Кроули. Он сел на стул для посетителей, приставленный к столу напарника.
— Я хочу обсудить с тобой вопрос о девочке
— Не против. Я ведь и сам думал о ней вчера вечером.
— Нам следует проверить ее версию.
— Согласен. Мне кажется, что я смогу что-нибудь разузнать о смерти ее отца, Джейсона Торнбриджа, так его звали?
— Действуй, — сказал Левин. — А я тем временем зайду в школу, поговорю с учителями. Если девочка известна им склонностью выдумывать всякую чепуху, тогда все ясно.
— Правильно. Ты знаешь, в какой школе она учится?
— В частной школе Латмора, что на Третьей улице.
Кроули сдвинул в недоумении брови.
— Разве она тебе это говорила? Я что-то не слышал.
— Нет. В какой школе она учится, девочка не говорила. Но частная школа Латмора — единственная, где она может учиться. — Левин смущенно улыбнулся. — Я немного поиграл в Шерлока Холмса. Она сказала, что зашла к нам по пути из школы домой, и только три школы расположены в этом направлении, то есть на линии от нас до проспекта Парк-вест — три школы, до которых она может ходить пешком. — Левин выставил вперед три пальца и стал загибать их по одному. — Школа святого Алоиза, но она не была одета в форму учеников этой школы. Есть вторая — государственная школа, расположенная в восточной части проспекта Парк-вест. Но девочка слишком нарядно одета и хорошо воспитана по сравнению с учениками этой школы. Поэтому остается частная школа Латмора.
— О’кей, Шерлок, — сказал Кроули, — отправляйтесь к утонченным типам в школу Латмора. Я покопаюсь тем временем в обстоятельствах несчастного случая с Торнбриджем.
— Кто-то из нас должен доложить о наших действиях лейтенанту. Сказать ему, что мы хотим предпринять.
— Хорошо. Иди и доложи.
Пальцы на левой руке Левина снова сжались в щепотку, напомнив ему о желании выкурить сигарету. Но это был четвертый день его воздержания, и детектив не сдавался.
— Джек, — сказал он напарнику, — я думаю, что у тебя это лучше получится, если ты доложишь о нашем деле лейтенанту.
— Почему я? Почему не ты?
— Я думаю, что он ценит тебя больше.
Кроули хмыкнул.
— Что за ерунду ты говоришь?
— Нет. Я думаю, это так, Джек, — умудренно улыбнулся Левин. — Если я доложу ему о девочке, он решит, что я драматизирую факты, воспринимаю их слишком эмоционально или что-нибудь еще. И он скажет, чтобы мы бросили это дело. Тебя он считает уравновешенным типом, со здравым смыслом. Если ты скажешь, что дело серьезное, он тебе поверит.
— Не валяй дурака.
— Ты уравновешенный тип, со здравым смыслом, — повторил Левин. — А я слишком эмоционален.
— У льстеца нет хлопот. Хорошо, я доложу. Отправляйся в школу.
— Спасибо, Джек.
Левин с трудом втиснулся в свое черное пальто, покинул кабинет, спустился по лестнице и вышел на тротуар. Частная школа Латмора располагалась на расстоянии трех кварталов справа от участка. Левин направился к ней. Падал снег, но небо было относительно ясным. Левин шел, принюхиваясь к снегу, глубоко засунув руки в карманы. На улице желание курить мучило его меньше, и поэтому он не торопился.
Школа Латмора была одним из многочисленных частных учебных заведений, которые стали заменять хиреющую государственную школьную систему, с давних пор подрываемую противоречивой политикой муниципальных властей. Она располагалась в старом особняке, представлявшем собой, однако, одно из лучших строений данного квартала. Большие буквы на стеклянной панели двойной двери обозначали предназначение особняка, и сразу же за дверью стрелка на стене указывала, где располагалась дирекция.
Левин не хотел представляться как полицейский, но сидевший за дверью привратник проявил такую официальность и любопытство, что у детектива не было выбора. Левин добился встречи с председателем учебного совета миссис Пиджеон.
Директриса, озадаченная, обеспокоенная, настороженная и удивленная визитом представителя полиции, горела нетерпением узнать, что нужно детективу от частной школы Латмора, и была готова дать решительный отпор в случае предъявления необоснованных претензий. Левин, чувствуя это, попытался объяснить свой визит как можно мягче и неопределеннее.
— Я хотел бы поговорить с одним из ваших учителей. О девочке, которая посещает эту школу.
— Что с девочкой?
— Вчера она сделала сообщение в полицию. Нам несколько трудновато проверить это сообщение и, возможно, кое-что прояснится, если мы узнаем побольше о самой девочке, о ее наклонностях, привычках и тому подобное.
Озабоченность и настороженность в поведении миссис Пиджеон уступили место защитной реакции.
— Какую информацию вы желаете получить?
— Речь не идет о чем-то серьезном. Я бы не хотел вдаваться в детали.
— Школа в этом как-нибудь замешана?
— О, нет, нет, — заверил Левин. — Никоим образом.
Защитная реакция сменилась холодной вежливостью.
— Итак, вы хотите поговорить с ее учителем.
— Да.
— Как зовут девочку?
— Ами Уолкер. Ами Торнбридж Уолкер.
— Я знаю ее! — Лицо миссис Пиджеон вдруг выразило удовольствие, но не от вида Левина, а от воспоминания о девочке. Затем выражение удовольствия также внезапно уступило место удивлению. — Речь идет об Ами? Неужели это она явилась к вам вчера?
— Да, она.
— Ну, что же. — Директриса беспомощно огляделась вокруг, словно выискивая повод для вопроса, который мог бы развеять уклончивость Левина. Но, очевидно, так ничего и не придумав, отправилась разыскивать мисс Гаскелл, учительницу пятого класса. Левин постоял немного в одиночестве, потом опустился в большое кожаное кресло, чувствуя себя неуютно в кабинетной тишине, усиленной плотными занавесками на окнах.
Он прождал минут пять, пока миссис Пиджеон не вернулась в сопровождении мисс Гаскелл, оказавшейся общительной, энергичной женщиной лет сорока, в строгом костюме и туфлях на низком каблуке, — отнюдь не сухопарой высокорослой особой, которую он себе заранее вообразил. Левин быстро встал, когда миссис Пиджеон представила его и с ударением сказала: — Постарайтесь быть кратким, мистер Левин. Вы можете побеседовать в этом кабинете.