Их отношения сложились так, что они стали захаживать друг к другу в гости. (В старину это называлось: дружить домами.) Колюня, приходя к Валерию, первым делом списывал у него по физике и математике, предметам, которые он не любил и плохо понимал. Но долго не задерживался. У Коробкиных была однокомнатная квартира. Это еще было бы ничего, но на Колюнину психику сильно давило присутствие матери Валерия, дворничихи дома. (С Коробкиным-отцом, неизлечимым алкоголиком, она развелась и уехала от него в Москву.) Женщина рано постаревшая, раздражительная, она то и дело поругивала сына, а если тот не давал повода, принималась за Колюню.
У Рублёвых, в трехкомнатной, друзья делали что хотели! Готовили уроки под рок-музыку, играли в шахматы, валяясь на паласе, смотрели телевизор, и никто им – какая красота! – ничего не говорил. Колюня разрешал Валерию сколько угодно рыться в стеллажах и брать с собой книги, каких в районной детской библиотеке век не дождешься. Но больше всего Валерию нравилось, что у Рублёвых он мог полностью расслабиться. Вместе с Колюней дурачился и кривлялся под музыку. Отдыхая, задирал по-американски ноги на стол. У себя дома он не мог ничего такого себе позволить.
В седьмом классе Людмила Сергеевна устроила Валерия в астрокружок при Московском планетарии. А некоторое время спустя членом этого кружка стал и Колюня. Начали друзья через всю Москву два раза в неделю ездить в планетарий. Колюня написал о Валерии и кружке родителям. Те возрадовались: наконец-то сынуля нашел свое призвание! Разжигая в нем похвальный интерес к иным мирам и планетам, расщедрились и прислали телескопическую трубу с отличной цейсовской оптикой. Теперь Валерий пропадал у Рублёвых допоздна: чередуясь друг с другом, они наблюдали ночное небо.
Правда, Колюне это занятие скоро надоело. Трубу он стал употреблять не по прямому назначению. Придав ей горизонтальное положение, в дневное время наблюдал, что происходит на ближайшей к нему планете – Земле. Это ему было интереснее. И астрокружок стал посещать все реже и реже…
После случая у «Метрополя» его визиты к Коробкиным прекратились. Мать Валерия объявила Колюню персоной нон грата [2]. Но это было не все. Она также сходила в школу и изложила классному руководителю, Людмиле Сергеевне, свой взгляд на Рублёва: с жиру бесится мальчишка, у таких, как он, заевшихся, избалованных детей, нет никаких стремлений, кроме как все брать от жизни и ничего не давать ей взамен. Попросив отсадить сына от Рублёва, предупредила классную: «Втянет он Валерия еще в какую-нибудь авантюру, я пойду к депутату и попрошу принять меры…»
Все свои естественные, но несбывшиеся мечты о семейном счастье эта женщина перенесла на сына, сочетая материнскую заботу о нем с неукротимой строгостью. Дошла до министра и устроила Валерия в спецшколу и при малейшей тревоге за его судьбу приводила в движение почти что всю государственную машину. Она себе во многом отказывала, но для сына ничего не жалела. Так что трудно сказать, кто же из них, Колюня или Валерий, был избалован сильнее.
Но даже она, невзлюбив Рублёва, могла только то, что могла. Валерий и после случая у «Метрополя» дружил с Колюней, бывал у него дома. И классная, хотя имела право, не стала их рассаживать. Наоборот, считала она, эти двое, каждый по своим причинам, нуждаются друг в друге.
Первым уроком в восьмом «А» по расписанию была история, но все началось с физики. В этой школе, как и во всякой другой, учителя договариваются меж собой, чтобы первый урок провести в своем классе.
Людмила Сергеевна вошла в класс не одна.
– Ребята, это наша новенькая! – с широкой улыбкой, словно лично ей был преподнесен хороший подарок, представила она ученицу с букетом сиреневых астр. И тут же спохватилась: – Фамилию знаю: Малышева. А как тебя звать?
– Екатерина.
– Катя то есть? – умилилась классная. – Как хорошо! У нас есть и Тани, и Оли, и Светы… А ты будешь первой и единственной Катей.
Новый человек в классе – всегда событие. Что за птичка прилетела к нам? Откуда? Почему?… Девочки восьмого «А» в упор разглядывали Малышеву пристально-ревнивым взглядом, мальчики – исподволь, но заинтересованно.
Один Колюня не глядел на нее. Он разозлился на новенькую. Обязательно было в их класс приходить? В школе еще три восьмых. Он поискал глазами Коробкина. Ага, сел впереди, спиной к нему. И не оглянется. Нет, все же один раз посмотрел – когда увидел новенькую. Посмотрел коротко и, как показалось Колюне, насмешливо. Вот, мол, явилась как по заказу, начинай с ней свои шуры-муры…
– Ты где училась до нашей школы?
Классной это самой надо было знать, классу – тоже полезно.
– Долго рассказывать! – улыбнулась новенькая. Ее, чувствовалось, не очень-то смущала новая обстановка. – У меня папа военный. Жили в Сибири, на Дальнем Востоке, в Казахстане, на Волге…
– Поездила ты! – отметила классная. – А в Москву надолго?
– Не знаю, – дернула плечиками Катя. – Мне здесь нравится. Но вдруг папу опять куда-нибудь переведут?
– П-папу переведут, а она с мамой шиш отсюда уедет! – вырвалось у Колюни.
В классе стало тихо-тихо.
– Рублёв, как это некрасиво! – возмутилась классная. – Я бы на твоем месте сейчас же извинилась.
– А это не я, а мой в-внутренний голос сказал, – попробовал он отвертеться, хотел еще что-то сказать, да запутался.
– Ляпнул и самому стыдно, да?… Простим тебя по случаю нового учебного года.
Решая, где посадить новенькую, классная оглядела ряды и про себя отметила, что Коробкин и Рублёв сели за разные парты. Поцапались-таки дружки…
– С кем же тебя посадить? – раздумывая вслух, сказала она.
Но тут внимание учительницы привлекли громкие голоса с улицы. Она глянула в окно и увидела директора школы, руководившего выгрузкой нового оборудования для школьного радиоузла. Прежнее, купленное экономным Всеволодом Николаевичем у какой-то организации почти задарма, никуда не годилось. Во время передач динамики исторгали хрип, завывание, шуршание, никто не понимал ни слова и когда передача велась на русском, и когда, в учебных целях, на английском языках. Зато смеху в школе и анекдотов про радиоузел было предостаточно…
– Так где же тебя посадить? – вновь задалась вопросом классная. – Посажу-ка я тебя с Рублёвым. Правда, он у нас плохо воспитан, но я почему-то уверена: ты на него будешь хорошо влиять.
Кто такой Рублёв, новенькая уже знала: вон тот рыжий, с прической, похожей на воронье гнездо. Колюнин выпад не очень-то задел ее. Опять куда-то переезжать, менять школу, учителей, заводить новых подруг – это ей самой уже опостылело. Положила астры на стол учительницы и пошла на указанное ей место.
Едва до сознания Колюни дошло, что сейчас рядом с ним сядет эта девчонка, он вскочил и закричал:
– Людмила Сергеевна, что я вам п-плохого сделал?!
– Это он у нас так острит, – с горестной улыбкой пояснила классная новенькой и попросила Колюню подвинуться и освободить половину парты.
– А п-почему один я в классе должен сидеть с девчонкой?! – снова возопил он.
И только тут классная заметила, что на этот раз мальчишки и девчонки сели порознь. Даже Витек Перовский, тоненький и нежный мальчик, привязанный к Оле Самохваловой, как младший брат к старшей сестре, сел за другую парту.
– Вы это что?! – напустилась классная на всех сразу. – Сами для себя устроили раздельное обучение? Глупость какая!.. С тебя-то, Рублёв, мы и начнем. Пожалуйста, подвинься!.. Кому я сказала?!
– Людмила Сергеевна! – встала из-за парты и взволнованно заговорила Эмма Гречкосей, еще один постоянный объект Колюниных сатир. – Я считаю, у Рублёва нет морального права сидеть рядом с девочкой. Помните, что он в прошлом году сказал? Девчонка не совсем человек. У нее вместо мозгов – пшенная каша.
– Не ври! – вышел из себя Колюня. – Я не всех имел в виду, а т-только тебя…
– Да?! – Эмма, кажется, только этого и ждала. – А что ты про Свету Зарецкую говорил? Забыл?