— Неужели? — язвительно заметила Селма. — То-то ты не вылезал из командировок! — Она швырнула его паспорт в ящик, а свой положила в карман.
— Разъезды — часть моей работы. Знаешь, что мне больше всего нравилось в моих командировках?
— Быть одному?
— Больше всего, Селма, мне нравилось возвращаться домой, к тебе.
У женщины болезненно сжалось сердце. Злости как не бывало.
— Да, я мечтал, как переступлю порог дома, застану тебя на нашей кухне в разгар приготовления праздничного ужина, — мягко произнес Адам. — Дом полон лилий или роз или чего-то там еще, что так приятно пахнет. Я бросаюсь к тебе, хватаю в объятия. Упоительное ощущение: ты моя и только моя. До поры до времени все так и было. Ты ждала меня, готовила наш дом к моему приезду. Ты любила меня, радовалась, когда я возвращался домой. А я… чувствовал себя тогда самым счастливым человеком на земле.
Горечь и мука отразились на лице женщины. Слезы выступили на глазах.
— Так почему же ты ничего не говорил мне о своих чувствах?
Вопрос явно удивил Адама.
— Но ты ведь знала об этом. Правда же знала?
— Когда-то думала, что так оно все и есть, а потом… — Она остановилась, судорожно вздохнула и села на край постели.
— Что потом?
Селма закрыла лицо ладонями.
— Потом… Помнишь, я однажды уехала навестить своих родителей? Ты вернулся, не застав меня дома… Мы поговорили по телефону… И что-то между нами случилось, не знаю даже, как определить это.
— Что же все-таки случилось? — нетерпеливо спросил он. — Никогда не мог понять этого…
Селма сделала глубокий вдох.
— Я подумала, что тебе все равно, бываю я дома или нет. Ты ничего не говорил о том, что скучаешь без меня, что хочешь видеть меня дома постоянно.
— Но твоя мама заболела. Мог ли я тогда думать о себе и своих желаниях? Кроме того, мы же с тобой договорились, что не будем ограничивать свободу друг друга.
Селма прикрыла глаза.
— Мне надо было знать, что я нужна тебе. И надо было слышать это от тебя. Но ты молчал. И ни разу не сказал, о чем думаешь, что чувствуешь!
— Бог мой, Селма! — растерянно воскликнул Адам. — Я…
Но не успел закончить фразы — а дверью раздался взволнованный голос. В следующий момент дверь распахнулась и на пороге спальни появилась Роза. По испуганному лицу женщины было ясно, что произошло что-то серьезное. Она показывала рукой в сторону сада, не переставая причитать. Адам и Селма выбежали вслед за плачущей женщиной. Ахмед лежал на траве, неестественно выгнув ногу, из которой текла кровь.
— Чем могу помочь? — спросила Селма. — Принеси полотенце или что-нибудь еще, чем можно перевязать рану, — коротко бросил Адам.
— Артерия не задета? — спросила Селма, вернувшись из дома со всем необходимым.
— Слава Богу, нет, но от этого не легче. Рану надо обработать. — Адам быстро и ловко перевязал ногу раненому.
— Как это произошло?
— Он споткнулся и упал вместе с топориком в руке. Помоги мне довести его до машины. Надо ехать в больницу.
Они посадили садовника на заднее сиденье машины. Роза села впереди, рядом с Адамом. Тот жестом дал понять Селме, чтобы она тоже поехала с ними, и объяснил свое решение:
— Не хочу оставлять тебя одну в доме, где нет даже телефона.
На препирательства не было времени, и Селма втиснулась в машину.
Они доехали до дома Кристоферов, откуда предстояло созвониться с врачами больницы. Селме было указано оставаться в обществе очаровательной миссис Кристофер, которая, судя по всему, была рада гостье.
Селма почувствовала себя ребенком, которого оставили под присмотром няни. Ныла рука от занозы, которую так и не вынули. Но ничего, это подождет.
Инди сначала не было — играла где-то в теннис, но минут через двадцать появилась. Кстати, прекрасно смотрелась в белом теннисном костюме. Втроем они выпили чаю, после чего мать ушла на кухню, а дочь осталась с гостьей. Инди держалась холодно, но вежливо. После очередной затянувшейся паузы она все-таки решилась на какое-то важное признание. Сделала глубокий вдох и заявила:
— Считаю, что тебе надо кое о чем знать. Для меня не секрет, что ты влюблена в Симмонса.
Вот так-так! Ну и заявление!
— Неужели? — не без насмешки спросила Селма.
— Да. Ты как-то сказала, что для тебя это просто временное… увлечение. Но я не слепая. Когда вы были у нас в субботу, я видела, как ты смотрела на этого человека.
Какого черта! Не много ли себе позволяет юная леди!
— Мои отношения с Адамом тебя не касаются, и я не намерена их обсуждать.
— Пусть так, — промолвила Инди. — Однако для тебя же будет лучше, если ты откажешься от своих планов насчет Симмонса.
— Что-то подобное ты уже говорила раньше. Только вразумительно не объяснила, почему же я должна это сделать?
— Потому что он больше никогда не женится.
— Откуда тебе это известно?
Инди невесело рассмеялась.
— Да уж поверь на слово. Он не женится даже на мне, а я люблю его уже давно. — Слезы блеснули в глазах девушки. — Просто не могу понять, что эта женщина сделала с ним!
Эта женщина? Ах, его жена! То есть она, Селма…
— И что же она сделала с ним?
Глаза Инди блеснули откровенным гневом.
— Она уничтожила его! Симмонс приехал сюда вскоре после того, как жена заявила о желании развестись с ним. Я не узнала человека. Ходячий труп! Я… я… — Голос Инди задрожал.
— Извини, давай не будем говорить об этом, — бросила Селма и почти бегом устремилась в дом, чуть не столкнувшись с легким на помин Симмонсом. Смятение, тоску, растерянность — вот что она сейчас ощущала. И, видно, не удалось ей скрыть своих чувств, если мужчина с удивлением задержал ее, участливо положив руку на плечо.
— Что случилось?
— Ничего, — ответила Селма, с трудом переводя дыхание. — Что там с Ахмедом?
Адам изучающе вглядывался в ее лицо.
— С ним будет все в порядке, но придется побыть в больнице какое-то время.
Миссис Кристофер предложила им остаться на ужин. Но Симмонс отказался, заявив, что устал и не годится сегодня для компании.
Вскоре они уже сидели в машине, направляясь домой. Солнце садилось, окрашивая оранжевым светом лесистые холмы и горы. Вокруг царили мир и покой, что явно не согласовалось с настроением Селмы.
— Где Роза?
— Осталась с мужем. Она переночует в доме своих родственников.
Наступило напряженное молчание. Судя по всему, оно было следствием их неоконченного разговора в спальне.
Уже совсем стемнело, когда они вошли в дом. Адам включил в гостиной свет и спросил Селму, хочет ли она чего-нибудь выпить.
— Пока нет, — ответила та, потирая озябшие руки. — Сначала хочу принять душ и одеться во что-нибудь теплое.
Горячая вода приятно грела кожу. Но нервы так расшатались, что одной воды было недостаточно, чтобы успокоиться. После душа — сразу в постель, лишь бы больше не встречаться сегодня с Симмонсом. Однако вышло иначе. Он ее ждал, чтобы спросить, вынута ли из пальца злополучная заноза. Нет? Надо, видите ли, осмотреть палец, вдруг что-то да не так.
— Пустяки, — сказала Селма небрежно, но руку протянула.
Новоиспеченному лекарю мало было сегодняшних забот с Ахмедом, и он с предельным вниманием обследовал больной палец.
— Сейчас займемся твоей занозой, что-то мне твоя рука не нравится.
Сам сходил за щипчиками и начал вытаскивать шип, который сидел довольно глубоко. В напряженной позе он замер над ее рукой. Сейчас видна была каждая черточка его лица — прямой нос, четкая линия скул, мелкие морщинки, расходившиеся лучами от глаз. Как она любила это лицо!
«Ходячий труп»! Ну и слова выбирает эта влюбленная девчонка. Селма закусила губу, на глаза навернулись слезы. Господи, да что же она такого сделала с бывшим мужем, если вызывает осуждение у незнакомых людей.
Адам поднял голову и увидел слезы в глазах Селмы.
— Не обращай внимания. Вытаскивай.
Да, ей было больно, но не от занозы, хоть и мало приятного, когда копаются в припухшей ране. Больно было от собственных мыслей.