Иногда на аэродроме появлялся Виктор, которого неудержимо тянуло к самолетам. Сначала он только издали наблюдал, как мы летаем, стараясь никому не показываться на глаза. То, что его одного не приняли в аэроклуб, больно ранило Виктора, и он никак не мог примириться с этим.
Но вот однажды он подошел к нам. Мы окружили его, стараясь подбодрить.
— Не приняли в этом году, примут в следующем! — убежденно говорил Тимоха, страстно желая, чтобы так было.
— Я не теряю надежды, думаю, что добьюсь… Осенью, наверное, возьмут в армию: буду проситься в авиацию. Ты же знаешь, Тимоха, без крыльев я не могу!
— А сейчас что ты делаешь? — спросила я.
— Сейчас? Устроился пока на работу — веду кружок авиамоделистов и еще кое-что делаю в Доме пионеров. Подлетываю на планере — Короленко разрешает…
Тимоха смотрел на друга и не знал, как помочь его горю.
— Сам уже летаешь? — спросил Виктор.
— Сам… И Птичка тоже!
— Молодцы! Я и не сомневался, что вы будете первыми, — сказал он дрогнувшим голосом. — Ну, мне пора: на работу надо.
Виктор ушел расстроенный. Некоторое время он не приходил, но потом стал опять появляться и даже летал иногда за пассажира в задней кабине.
Наступил день, когда Касаткин спросил Мотю:
— Шехтер, полетишь самостоятельно?
— Конечно! — с готовностью ответил Мотя.
Он храбро пошел к самолету. Тогда никто из нас еще не знал, что у него плохо со зрением: он был близорук. Каким образом Моте удалось пройти медкомиссию, выяснилось уже потом. Оказалось, что вместо него к врачу-окулисту ходил его брат…
Мотя улетел, а мы стали наблюдать за тем, как он выполнял коробочку. Все было неплохо, пока он не зашел на посадку. Но тут все заметили, что Мотя слишком поздно убрал газ. Стало ясно: он не сядет у посадочных знаков, а пролетит дальше и приземлится где-то на самом краю аэродрома.
— Ну подскользни чуть-чуть! — не выдержал Тимоха.
Но Мотя не скользил, и не пытался потерять высоту, и, самое страшное, начал выравнивать самолет, когда высота была еще велика. Видимо, был уверен, что сядет возле «Т».
— Рано, рано! — опять крикнул, волнуясь, Тимоха.
Касаткин закурил и молча стоял, мрачно следя за самолетом. Дежурный по полетам изо всех сил махал флажком и кричал Моте, чтобы тот уходил на второй круг, но Мотя был занят посадкой и все добирал ручку, сажая самолет…
Все напряженно ждали: вот сейчас самолет зависнет без скорости на высоте шести-семи метров и рухнет на землю… Касаткин сорвал с головы шлем, поерошил светлые жидкие волосы и выплюнул на землю недокуренную папиросу.
Все произошло так, как и должно было произойти: почти остановившись в воздухе, самолет качнулся и «посыпался» на землю, опустив нос. Уткнувшись в землю носом, медленно перевернулся и остался лежать вверх колесами.
Со всех ног мы бежали к месту аварии на посадочную полосу, и вместе с нами бежал Касаткин. Полеты были временно прекращены. Оставшиеся в воздухе самолеты продолжали летать по кругу.
Когда мы остановились возле перевернутого самолета, Мотя невредимый вылезал из кабины и растерянно улыбался. Шлем у него был сбит набок, спутанные волосы закрывали лоб.
Я облегченно вздохнула, а Касаткин свирепо уставился на бедного Мотю:
— Ты что, земли не видел? Сколько раз я тебя учил!
Опустив голову и все еще улыбаясь, Мотя виновато молчал.
Выяснилась причина аварии: Мотя действительно плохо видел землю и не мог точно определить высоту при посадке. От полетов его отстранили, а спустя несколько дней отчислили из аэроклуба.
Как и Виктор, Мотя стал приходить иногда на полеты, и мы возили его как пассажира.
В школе начались выпускные экзамены. Я заканчивала десятый класс. Ежедневно вставала рано утром и мчалась за город на аэродром, где проводила большую часть дня. Приходилось просыпаться в четыре часа, чтобы еще до отъезда просмотреть учебник, порешать задачи. В дни экзаменов я уходила с полетов раньше или же, наоборот, сначала спешила на экзамен и отвечала первая, а потом ехала на аэродром. Но ни разу за все это время не пропустила полеты.
Наступил день, когда мы должны были прыгать с самолета. Получив парашюты, мы толпились на зеленом поле, ожидая своей очереди. Валя возбужденно говорила:
— Ну, Лека, вот ты и дождался! Помнишь, ты все хотел с самолета? Не боишься?
— Еще чего! — отмахивался Лека-Длинный.
Тимоха поглядывал на меня озабоченно, но не подходил, так как рядом со мной был Леша. Он только справился мимоходом: