Прошло несколько дней. Ров наш бьет почти готов, и мы работали на глубине трех метров, выбрасывая песок вверх примерно на два человеческих роста.
С утра небо заволокло прозрачной белесой пленкой. Сильно парило, в воздухе стояла невыносимая духота. Подняв кверху облезший нос, Лена посмотрела на небо и авторитетно заявила:
— Девочки, будет дождь!
Мы ей верим, мы хотим верить и радуемся: пусть — дождь! Хоть немного освежимся.
В обеденный перерыв мы с Олей первыми побежали домой и, захватив с собой раздобытые у хозяйки кувшины и кастрюли, поспешили за обедом. Сегодня была наша очередь приносить еду.
Завтрак, обед и ужин варили дежурные, которых каждый день выделяли для этого — по человеку от каждой бригады. Еду готовили прямо на открытом воздухе. За деревней на лугу были подвешены большие котлы, под которыми в специально вырытых ямках разводили костры. Котлы, как и другое наше имущество, перевозили на единственной машине — полуторке. В кузов брали также заболевших, которые пешком идти не могли.
Еще издали мы увидели, как из черных, закопченных котлов валит пар. Возле них уже выстраивалась очередь. Оля ускорила шаг.
Запах щей приятно волновал и поднимал настроение. Принюхавшись, Оля удивленно вскинула брови:
— Ого! Пахнет мясом! Чувствуешь?
— Похоже. Только откуда оно?
Я с кастрюлей стала в одну очередь — за кашей, а Оля с кувшинами в другую — за щами.
— Талка, иди помоги! — позвала меня Оля, когда я получила кашу.
Я подошла к ней и взяла у нее один кувшин. Худенькая девушка с острыми глазками, наливая щи, спросила:
— Мяса побольше?
— Побольше, побольше! — откликнулась Оля. — Мясо мы любим!
— Ешьте, ешьте, сегодня мяса много: корову зарезали. Весь скот угоняют, вот нам и перепало кое-что…
— Куда угоняют? — не поняла я.
Девушка просверлила меня глазками и, тряхнув светлыми кудрями, выбившимися из-под косынки, сказала:
— Не оставлять же немцам! А идти далеко. Слабые коровы не выдержат. Ясно?
В это время Оля внимательно изучала содержимое котла.
— И еще вон тот кусочек положи, — распорядилась она.
Девушка охотно добавила в кувшин большой кусок мяса.
— Ешьте на здоровье! Теперь отходи. Следующий, давай посуду…
И она взяла протянутое ведерко.
Не успели мы пройти и двадцати шагов, как со стороны поля внезапно подул сильный ветер, подпимая пыль и песок. Надвигалась большая черно-синяя туча. Она быстро расползалась, заволакивая все небо. Где-то недалеко раскатисто громыхнуло.
— Ну вот! — воскликнула Оля. — Это все Ленка! Дождь, дождь! Нет чтобы хоть на часок позже…
Ветер скоро утих, и стало темно. На землю упали первые крупные капли. С полными кувшинами, стараясь не расплескать драгоценные щи, мы побежали по лугу к деревне. Капли падали все чаще, дождь усиливался и скоро превратился в сплошной поток воды, лившийся с неба.
Промокнув до нитки, мы добежали до крайнего домика. На крыльце уже собралось несколько человек. Подбегали еще и еще. Отдышавшись, мы вошли в комнаты. Здесь было душно, жарко и полно мух, которые облепили окна, потолок, стены. Поставив кувшины на подоконник, мы поспешили выйти на крыльцо, где и остались пережидать дождь под навесом.
Дождь барабанил по крыше, веселые струйки танцевали на ступеньках крыльца, по земле текли пенящиеся потоки воды. Темная густая туча нависла над деревней, волоча, как шлейф, рваные клочья по земле. Вдруг яркая молния сверкнула совсем близко, за бугром, причудливый зигзаг вонзился прямо в землю, и сразу небо раскололось громовым раскатом, задрожала изба, зазвенели оконные стекла.
Я невольно съежилась, но под насмешливым взглядом Оли быстро выпрямилась.
— Холодновато стало…
— Хорошо! — воскликнула Оля, глубоко вдыхая свежий грозовой воздух. — Люблю, когда гремит и сверкает!
Вспыхивали молнии, гремело небо. Вдруг откуда-то из сплошной стены ливня появились три девушки, которые, согнувшись, с трудом тащили на руках четвертую. Она была без сознания. Голова в белой косынке безвольно склонилась к плечу.
Мы бросились помогать. Лицо у девушки было бледное, синеватое, струйки воды стекали с него на грудь. Из-под косынки свисали совершенно мокрые кудряшки. Я узнала девушку, наливавшую нам щи.
Мы втащили ее в комнату и уложили на широкую лавку. Вокруг пострадавшей стали хлопотать подруги, приводя ее в чувство. Одна из них, захлебываясь от волнения, рассказывала: