— Давай в траншею! Выбить их оттуда!
Ему казалось, что никто его не слышит в страшной сумятице высадки, когда шум прибоя сливался с криками, пулеметными и автоматными очередями, с гулом самолетов. Он часто и тревожно оглядывался, но каждый раз с удивлением убеждался, что за ним идут, его понимают с полуслова и даже без слов.
С группой высадившихся Слава бежал к траншее, когда начал бить дальний пулемет, прежде стрелявший по соседнему катеру. Немцы пытались преградить десантникам путь, но было поздно: моряки уже прыгали в траншею с автоматами наперевес, готовые схватиться с врагом. Однако брать траншею с боем не пришлось, так как немцы, опасаясь остаться отрезанными, заранее сами ушли оттуда.
Теперь Слава мог осмотреться. Пулемет продолжал обстреливать десантников, но это не представляло большой опасности, если из траншеи не выходить. В море, покачиваясь на волнах, догорал оставленный катер. В нескольких местах пролива дымились подожженные катера, из-под дыма поблескивало пламя. Но часть катеров все же дошла до берега, и десантники высадились на крымскую землю. Прожекторов и пулеметов на побережье стало совсем мало, в основном они действовали теперь у самой Керчи, где высадка была особенно трудной и, по-видимому, не удалась. Оценив обстановку, Слава понял, что в целом первый этап операции — высадка десанта — завершен. Предстоял второй, не менее важный, — удержаться и закрепиться на побережье.
После небольшого перерыва снова зажегся прожектор, который выключался, пока над ним виражил самолет. Теперь, когда самолет улетел, он повернул свой луч в сторону катера, подходившего к берегу. Слава подумал, что прежде всего нужно вывести из строя этот прожектор, который слишком активен.
К Славе подошел Савкин и, словно читая мысли своего командира, кивнул в сторону прожектора:
— Убрать бы его. Мешать будет.
— Выдели двух-трех человек, — распорядился Слава. — Больше, я думаю, не требуется. Только…
Он не договорил. Ему не хотелось, чтобы группу повел Савкин, не хотелось отпускать его от себя. Слава чувствовал себя уверенней, когда этот тихий, белобрысый, ничем не примечательный лейтенант с внимательными серыми глазами находился рядом или даже просто поблизости.
И Савкин понял, опустил глаза, словно был виноват в том, что пользовался таким безграничным доверием командира. Однако, твердо решив, что поступает правильно, произнес:
— Я сам поведу. Все будет в норме.
Это было его любимое выражение: «В норме». Слава молча кивнул и не стал возражать. Савкин с группой ушел.
Скользнув взглядом по звездному небу, Слава определил: до рассвета осталось часа два. Нужно было спешить, так как наверняка с рассветом немцы попытаются сбросить десант в море.
Пока к траншее подтягивались отставшие и раненые, Слава установил связь с соседними группами и устроил короткое совещание. К высотке, которую предстояло захватить, были отправлены разведчики. Действовал он быстро и решительно, сознавая, что, если до рассвета не будет захвачена высота, дело кончится плохо: назад пути не было.
За время войны у Славы накопился немалый боевой опыт: оборона Севастополя, Новороссийск, Малая земля…. Воевал он третий год, и большую часть этого времени — в пехоте. Правда, пехота называлась морской. Когда Славу призвали в армию, он попросился на флот. Однако началась война, и плавать на кораблях ему почти не пришлось: многих моряков очень скоро перевели на сушу.
Чтобы захватить высоту, Слава детально продумал все действия. Как только прожектор будет выведен из строя, десантники, пользуясь темнотой, должны поодиночке подползти поближе к высоте и затаиться до наступления рассвета, спрятавшись в мелком кустарнике, за камнями, в воронках. Едва забрезжит рассвет, сразу же по команде все пойдут в атаку. При этом, как было условлено, соседи слева должны поддержать атаку огнем.
Слава понимал, что овладеть высотой — дело не простое, но это его задача, и он обязан ее выполнить. Конечно, немцы будут ждать атаки, и застать их врасплох просто невозможно. Значит, будут потери. Большие. Но кто-то все же дойдет до вершины. Кто-то обязан дойти. И те, которые дойдут, должны выбить немцев. Может быть, ему, Славе, не суждено пройти весь путь. Может быть, он доберется лишь до половины. Тогда его заменит Савкин, который завершит дело.
Не суждено… Раньше он никогда об этом не думал, а сегодня такая мысль почему-то не выходила из головы. Он вспомнил сына Володьку, которого никогда не видел, потому что родился он уже после того, как Слава ушел в армию. Вспомнил его таким, какой он был на фотографиях: на одной — голенький карапуз с удивленным выражением темных, как у Славы, глаз, на другой — смеющийся, в клетчатой рубашечке и вязаной шапочке. Мурка писала о сыне длинные письма, так что Слава знал о нем почти все: когда у него прорезались зубки, как он перенес корь, когда начал ходить, какое первое слово произнес…