И опять он рванулся к «раме». Используя высоту, сумел догнать ее и занял выгодную позицию, чтобы повторить все сначала. Лека действовал обдуманно, сознавая, что на этот раз все будет гораздо сложнее. Чтобы сбить «раму» наверняка, он решил таранить ее на большей скорости.
Летчик «фокке-вульфа» уже не боялся обстрела, зная теперь совершенно точно, что истребитель стрелять не может. На полной скорости «рама» уходила на запад, увлекая за собой истребитель. Но Лека не отставал от нее.
И вот перед ним опять хвост «рамы». С двумя килями. Хвост, по которому сейчас с силой ударит воздушный винт истребителя… Снова Лека вспомнил Тимоху. Тимоха не успел… Значит, должен он, Лека… Факт! Ну, Лека!
Раздался сильный треск. Такой треск, что в первое мгновение Леке показалось — это разваливается на части его истребитель. Потом сразу стало тихо… В этот момент Лека не думал о себе. Важно было одно: свалить «раму».
Качнувшись с крыла на крыло, «рама» стала падать… Пронеслась мысль: неужели — опять?! Опять справится и… Нет, на этот раз удар был сильным, даже, кажется, слишком сильным…
При ударе о вражеский самолет пострадала и Лекина машина. На истребителе сломался винт, поврежденный мотор заглох. В наступившей тишине Лека перевел «Як» в планирование, направив его в сторону линии фронта. Сам Лека был цел и невредим.
Истребитель, опустив нос, со снижением шел к земле, за ним тянулся дымный шлейф. Высота быстро падала, и уже не могло быть никаких сомнений, что до своих не дотянуть.
Несколько раз Лека оглянулся назад, следя за «рамой», которая, беспомощно кувыркаясь, неслась к земле.
Неожиданно откуда-то сверху на снижающийся «Як» спикировали два «мессера», развернулись над ним и, не сделав ни единого выстрела, ушли на восток. Очевидно, немецкие летчики решили, что на самолет, который был обречен, не стоило тратить ни времени, ни снарядов.
Мотор дымил все сильнее, в кабину стало пробиваться пламя. Хорошо понимая, что остается только одно — покинуть самолет, Лека медлил. Внизу были немцы. Прифронтовая полоса… Но прыгать надо было. Прыгать как можно скорее, пока еще возможно, пока есть высота…
Лека открыл фонарь кабины и, нащупав кольцо парашюта, вывалился из самолета, подхваченный струей воздуха. Когда над ним раскрылся белый купол и он почувствовал, что повис в воздухе, он стал разглядывать землю, проплывавшую внизу. Где-то на этой земле ему предстояло опуститься. В стороне у дороги что-то вспыхнуло, оттуда повалил дым. Лека догадался, что это взорвалась «рама»…
Вскоре он отыскал на земле свой истребитель, от которого тянулась светлая полоса дыма. Лека определил, что дым уносит ветром в восточном направлении, и это его обрадовало.
Он искал глазами траншеи передовой линии, но никак не находил. Парашют медленно вращался вокруг оси, и земля плыла, плыла по кругу, словно карусель. Но вот вдалеке блеснула извилистая лента реки, а перед ней Лека различил прерывистую ломаную линию траншей. Нет, слишком далеко… За рекой тоже были траншеи, еле заметная полоска, где находились паши позиции. Лека скорее угадывал, чем видел эту полоску. Нет, не дотянуть, факт…
Сердце сжалось… Никогда еще он не чувствовал, как больно сжимается сердце.
Если раньше, всего несколько минут назад, Леке было почти безразлично, что с ним произойдет и останется ли он жив, то сейчас, когда «рама» была уничтожена, когда сам он, потеряв самолет, опускался на территорию, занятую врагом, и почти не оставалось шансов, что его не заметят и не схватят сразу же после приземления, он страстно хотел спастись, не попасть в руки немцев, добраться до своих.
Солнечные лучи уже покинули землю, и она потеряла свою яркую окраску, но здесь, на высоте, Лека еще видел кусочек ослепительно багрового диска, медленно уходившего за горизонт, словно погружавшегося в далекое невидимое море. Исчезало солнце, и ему казалось, что вместе с солнцем исчезает надежда на спасение.