Ради такой идеи можно и блефануть разок-другой, к примеру, намекнуть, будто теория научного коммунизма обладает или когда-либо обладала неким аналитическим аппаратом, который хотя бы в принципе позволял бы выводить разнородные общественно-политические явления из цифрового материала экономической статистики.
Таким вот образом выглядит на деле признание Энгельсом прошлых ошибок Маркса-Энгельса. Что до действительных подкопов под «Манифест», то их не заметил ни сам Энгельс, ни позднейшие его критики. Цель «Введения» - не дезавуировать теорию научного коммунизма, а подкрепить ее и охранить. В данном случае цель была достигнута. И потому «Введение» преспокойно опубликовано по-русски. Кто все это читает, кроме марксистских начетчиков?
Про операциональные возможности упомянутой теории сообщаем следующее наше наблюдение. Она позволяла превосходно интерпретировать события задним числом, что никогда не трудно владеющему диалектикой; касательно же весьма многочисленных предсказаний будущего, то тут, как правило, выходила осечка (все получалось как раз, наоборот – вопреки закону больших чисел – гораздо более, чем в половине случаев).
Охранять и подкреплять исторический материализм приходилось сплошь и рядом. В 1890 г. Энгельс пишет Конраду Шмидту:
И у материалистического понимания истории имеется теперь множество таких друзей, для которых оно служит предлогом, чтобы не изучать историю. Дело обстоит совершенно так же, как тогда, когда Маркс говорил о французских «марксистах» конца 70-х годов: «Я знаю только одно, что я не марксист» (37/370).
Французы, которых Энгельс называет «марксистами (в кавычках) конца 1870 годов» и чьи имена он дипломатично опускает как не имеющие значения (какие-то там французы...), доподлинно известны. Вот что сообщает о том случае Меринг:
«...он был недоволен тем, как его зятья излагали его мысли: "Лонге в качестве последнего прудониста и Лафарг в качестве последнего бакуниста! Черт бы их побрал!" Тогда именно у него вырвалось то крылатое слово, за которое так ухватились потом все филистеры, – что сам он, во всяком случае, не марксист» (ФМ, 551).
Ш. Лонге и П. Лафарг были близки Марксу не только по-родственному, но и как непосредственные адепты, получавшие учение из первых рук. И эти-то люди не могли отличить доктрины Маркса от проповедей Прудона и Бакунина – самых непримиримых (для Маркса) «идейных врагов». Глубоко же запрятана сокровенная сущность марксизма. Только – что взять с этих французов, когда подобные же вещи позволяли себе и сами основоположники – просто их двоих уже некому было проклинать за подобные зигзаги, Выше них авторитета уже не было.
Из официальной историографии и изучения первоисточников мы узнаем, что Маркс непримиримо критически относился ко всем без исключения буржуазно-либеральным движениям. Столь же нетерпим был оно ко всем течения в рабочем движении, которые всерьез допускали возможность коренных общественных перемен путем мирных социальных реформ – прежде всего, это относится к последователям Прудона. Сотрудничая с тред-юнионистами в Англии, он постоянно покушался на разгром прудонизма во Франции, где положение рабочего класса было гораздо менее реформировано и потому скорее можно было бы добиваться и ожидать реформ по английскому образцу.
Портрет Пьера Жозефа Прудона, написанный Гюставом Курбе
А вот другой исторический факт на тот же сюжет: допуская победу рабочих парламентским путем в Англии, он высмеивал борьбу Лассаля за всеобщее избирательное право в Германии, а после смерти Лассаля в 1863 г. не только препятствовал вступлению в Интернационал основанного Лассалем Всеобщего германского рабочего союза, но всеми силами стремился к его разложению и ликвидации. Заметим же при этом, что при такой непримиримости к реформизму – самая ожесточенная борьба, какую пришлось вести Марксу в рабочем движении – это борьба с фанатичным бунтарем Бакуниным.
Фактически Маркс враждовал со всеми течениями в европейском рабочем движении, не говоря уже о «буржуазно-демократических» революционных группировках Италии, Германии, Франции Венгрии...
После 1850 г. у него не было никакой организации.
За исключением одного короткого периода, у него не было своей газеты.
Никто тогда не знал такого течения – «марксизма», оно существовало лишь в лице Маркса и Энгельса, которые были мало популярны в рабочей массе.
В этих условиях в 1863 г. создается Международное Товарищество Рабочих («Международное» – это же и есть «Интернационал»!). И фактическим руководителем его тут же становится не кто иной, как Маркс, хотя далеко не сразу это многим стало ясно. Он не был председателем Интернационала, и впоследствии, когда этот пост был ему предложен, отказался его занять.